Казачий Присуд

Казачий Присуд - так казаки именовали места своего расселения. В этом скрыт глубокий философский и правовой смысл. Присуд, в понимании наших предков: земля назначенная Богом (присужденная) в вечное владение казакам. Примерно, тоже самое, что означает в Библии «Земля Обетованная» для Богоизбранного народа. Не «Земля обитания», а Земля, данная по обещаю Бога, по "обетованию" в вечное владение.

Для казаков это не только степной бассейн Дона, Старое Поле, но все места населенные и защищаемые казаками. Отсюда другой, земной смысл, имеющий политическую и юридическую силу. Казачий Присуд - область, подпадающая под действие или, как говорят, юрисдикцию казачьего обычного войскового права и казачьего войскового суда. Территория, на которую распространялась власть только казачьих Кругов и казачьих избранных судей. Таким образом, Казачий Присуд не столько территория, в географическом смысле, сколько территория правовая.

Надо сказать, что это признавали соседствующие с казаками государства, и хотя случалось, нарушали право неподсудности казаков законам других государств, но все же, в основном, право казаков жить по собственным законам и судиться собственным казачьим судом - учитывали.

В этом были для казаков и хорошие, и дурные стороны. Так, казаки, городовые, жившие на территории Московского государства, подпадали под действие царских установлений, а казаки, находившиеся в Степи на территории Казачьего Присуда, фактически, выполнявшие царскую службу и получавшие за это жалование, нет. Поэтому, например, Москва не выкупала их из плена и постоянно заверяла турок, что «казаки – баловни, де люди не московские, и на Москве сами от них много нужи терпят»

В Москве, в основном, признавали Войсковое Обычное право и суд и постоянно обращались к ним за поддержкой с призывом, чтобы казаки над теми или иными преступниками, «чинили наказание по своему суду, как у вас на Дону повелось».

Ни в одном судебнике московском - законов о казаках нет. И современник подтверждал, что если кто из казаков «будучи на Москве или в полкех кто что сворует (имеется в виду любое преступление Б.А.) царского наказания и казней не бывает, а чинят меж собою сами же».

Так было далеко не всегда. В Москве казнили Разина, казнили атамана Бритоуса, но объясняли это тем, что совершили они свои преступления на Волге, а не на территории Казачьего Присуда. Ссылали атаманов в Сибирь вместо того, чтобы выдавать их в Войско. Казаки не оставались в долгу и, под горячую руку, казнили царских послов, хотя это сразу же вносило раскол в казачье общество. Так, когда Разин убил посла Евдокимова, обвинив его в шпионаже, это вызвало резкий протест со стороны казаков и атамана К. Яковлева, который на Кругу высказал своему крестнику, за то, что тот, не спросясь мнения Круга, «так учинил непригоже». Беззаконная расправа оттолкнула от Разина не только войсковую старшину, но и коренных казаков.

Принцип подсудности своему войсковому суду, спасал казаков от многого. Например, от опасности быть оклеветанным и оговоренным напрасно. На Кругу все вызнавали подробно и судили объективно. Хотя наказания были по средневековому жестоки. Но если казаки за своим товарищем вину видели и карали его, они, все равно, его никому не выдавали. Кроме того, не судили за преступления, совершенные не на территории Казачьего Присуда. Это не означало, что тать и разбойник мог уйти на Дон и пребывать там безнаказанно. Как говориться: «Добрая слава лежит, а худая бежит», преступника, совершившего преступление, признаваемое таковым казаками, в Войско, просто, не пустили бы, да он бы и сам поостерегся идти к казакам, у кого суд «правый, крепкий и скорый»!

Обычное донское казачье право

Обычное, говоря языком юридическим, прецедентное право. То есть, когда правосудие вершится не по принятым и записанным в кодекс законам, а по тому, как велит судить в таких случаях, обычай. Так, как уже судили прежде.

Писанных законов казаки не имели. Более того, даже говорили, что "писанный закон умирает", то есть , что как правило зафиксированные юридические положения уже отмерли и не приминяются. Раз записали "для памяти", стало быть, уже этих законов не помнят и по ним не судят. "Обычные" же законы помнят все, они общеприняты и общеупотребимы. Из всех прецедентов "обычных" известных нам по истории, можно выбрать наиболее характерные случаи нарушения казачьих установлений, и разобраться, как и какие решения принимались.

Все преступления можно разделить на две категории, преступления против Войска и преступления против казаков, то есть против общества и против личности.

К тяжким преступлениям относилось «перемена Веры», то есть измена Православию, оскорбление, не только действием, но и «поносными словесы», Войска и непочтение к войсковым святыням. Наказание, безусловно, смертная казнь, через повешение или утопление «позорные казни» без покаяния и христианского погребения…

На Кубани очень древние старики помнили, как во времена их детства , в праздничные дни перед станичным храмом ложились те , кто "оказали слабину" - будучи в плену - приняли (хотя и неволей и только наружно") чужую веру - ислам или католичество., и свя станица через них перешагивала. То есть символически вытирала о них ноги. Среди этих казнящихся были и глубокие старики. Они бывали лишены Причастия, права голоса на Кругу, им запрещалось входить в храм... Но те кто казнились собственным своим судом, принимая мнеоголетний тяжкий позор, по смерти бывали прощены - их отпевали и хоронили на общем кладбище, считая что "вина их отдана".

К первой категории относилось предательство-измена. За измену всегда следовала смертная позорная казнь. Обвинение в измене было самым тяжким. Ежели измена не доказывалась, народный гнев, (а все суды прилюдны и открыты), мог обернуться на клеветника. Изменой считался не только переход на сторону врага, но и даже разговоры "против" после принятого на Кругу решения.

Ни о какой выдачи иностранца, совершившего преступление на территории Казачьего Присуда, не могло быть и речи, и дипломатическая неприкосновенность на Дону не действовала. Так сразу же после обвинения в шпионаже, на Кругу зарублен саблями турецкий разведчик - грек Фома Кантакузен и с ним 30 человек, бывших в его посольстве. За оскорбление Войска на судебном кругу убит запорожский атаман Матьяш и выброшен в воду.

Казнь потоплением, когда виновного сажали в мешок набитый песком и грузом, зашивали и выкидывали в реку или в море, имела ритуальный смысл. Утопленник и повешенный не могли быть похоронены на «освящеенной земле», то-есть на кладбище .Эта смерть считалась позорной, грязной (особенно повешение), недостойной мужчины. Над повешенными не ставили крестов и при похоронах не отпевали. Мистический смысл потопления в том, что такой казнью преступник выбрасывался из священной формулы: «из праха восстав, в прах отыдеши», а стало быть, не мог «за гробом приложитися к народу своему и к колену отечу», то есть он выкидывался из рода и из памяти, равно как и повешенный, что приравнивался к самоубийце, «не приемлюща Царствия Небесного».

Той же позорной казнью казнили и воров. Казаки жестко различали понятия «добыча» и «кража». Военная добыча, грабеж во время боевых действий считался не преступлением, а нормой бытия и добычей средств существования. «Поток и разграбление» были строго ограничены во времени: от сигнала выстрелом до сигнала. Однако, при воинском грабеже, казак ничего не мог присвоить себе лично. Все трофеи, включая ясырь, собирались вместе и «дуванились», то есть делились прилюдно, при общем согласии. Утаивший хоть малую монету считался укравшим, и подлежал казни расстрелянием. Его привязывали на майдане к столбу и расстреливали из луков.

В отношениях между собою и в обычной жизни на Дону казаки были абсолютно честны, и никогда не присваивали чужого. В казачьих городках, станицах и промысловых ватагах царила безукоризненная честность. Потерянный кошель с золотом мог лежать несколько лет на самом людном месте, где его обронили, пока на нем не истлевала кожа, тогда золото относили в храм, и оно сохранялось неприкосновенным.

К тяжким преступления приравнивалось оставление в беде или не оказание помощи. (Надо полагать, что эта норма - наследие Ясы Чингисхана). Преступлением считалась супружеская(в венчанном браке) измена - женщину побивали камнями, а казака сажали «на позорище» прикованным. Такие позорные цепи можно видеть на стене Старочеркасского собора, про них ходит легенда, что это цепи Степана Разина. (Не исключается, что при его темпераменте и дородстве (красоте), мог он посидеть в ошейнике на цепи, скажем, за приставание к казачке).

Суды, за серьезные преступления, происходили в городке Стыдное имя. Само название городка говорит о том, как основательно сменился этнический состав казачества в 16 веке. Тюркское название этого городка «Эбке», что скорее всего, (по тюркски) означает Бабушкин. И стыдного, на слух тюрка, в этом названии ничего нет. Но новопришлому населению это название уже стало непонятно, хотя не исключено, что городок получил свое новое название оттого, что там происходили позорные казни. Возможно у тюрок, во времена матриархата здесь находилось какое-то ритуальное место, где происходили судилища. За мелкие преступления судили в городках и, позднее, в станицах и даже в хуторах..

Суды, происходили на судебных Кругах и сходах, где все равны и каждый мог обвинять или защищать обвиняемого. У казаков запорожских судебная процедура была еще более выверена, и в Войсковой старшине существовал чин независимого Войскового судьи, которому подсуден даже Гетман. Но и запорожцы судили по прецеденту, то есть вспоминали решения подобных судебных дел и принимали свое по аналогии.

На суде применялся «правеж» т.е. пытка или кнутобитие. Показания, полученные под пыткой считались достоверными. (по легенде, кнут, каким били, назывался «длинник» - отсюда слово «подлинник»). Поскольку правеж творился прилюдно, то никакой подтасовки показаний быть не могло. Хотя информация "выколачивалась". Так армянин Манаилишко (Эммануил) на правеже, куда оказался поставлен за то, что приехавши на Дон в Азов в 1641 году «учал на кабакех пить и зернью играть, и ясырь с собою на постель покупать… и как.. свое проворовал, и стал у наших казаков денги заимовать, а не платить…», кнутобития не выдержал, и выдал грамоты от польского короля Владислава - «семь листов за глухими печатями», учитывая его признание и то, что он уроженец Астрахани, казаки его не казнили, а отправили под арестом в Москву. Несмотря на суровость суда, смертные приговоры были достаточно редки.

Проштрафившихся казаков, или как бы мы сейчас сказали «судимых», называли «пенными» (пеня - штраф). Они подвергались не только общественному порицанию, становясь людьми второго сорта, но ущемлялись экономически. Получали меньшую долю при дележе, и не всякий атаман брал пенного в свой отряд. Дурная слава имела у казаков очень большое значение. Порою, казак бывал опозорен навсегда. Однако, оставалась возможность избавиться о звания «пенного». В случае опасности нависавшей над Доном, объявлялась «амнистия». Так в войсковой грамоте от 1638 года говорилось, чтобы все в Азов «ехали к Войску, всякие люди, пенные и не пенные, а вина им отдана». То есть, в случае похода на смертельно опасное дело, вины прощались.

Хозяйственные дела или имущественные разборки были нечасты, и хотя среди казаков шло имущественное расслоение, отношение к богатству оставалось, традиционно, презрительно-наплевательское. И если бы казак стал что-нибудь требовать и вымогать, ему, безусловно, отдали просимое со словами «На! Задавись!», после чего он, безусловно, был бы казачьим обществом исторгнут. В отношениях между собой казаки, как люди искренне верующие, горячие и вооруженные, вели себя подчеркнуто достойно, честно, доброжелательно и порядочно. После судебного схода держали покаянный пост за нарушение сказаннрого в Писании "Не судите да не судимы будете. Каким судом судите - таким и судиться вам"

Казаки очень гордились своими судебными порядками и подчеркивали, что «казаки без вин не виноватят!» Во-всяком случае, эта иллюзия держалась среди казаков, пока они не утратили сначала независимость, а потом и автономию, хотя до 1917 года отголоски старинного демократического права в казачьих землях ещё сохранялись. И станичные суды часть дел, в том числе мелкие уголовные, решали самостоятельно.

Но после вхождения казаков в состав России судебная практика разделилась. Государственные суды, взявшие на себя право судить и приговаривать к наказанию, у казаков доверием не пользовались. Более того, подать жалобу в суд - казак считал личным позором. Разбирались «по домашности» - судьей - атаман и официально обозначенные – почетные судьи – старики. Разумеется, все казачье станичное общество. Где, конечно же, всегда знали правду, и маскируя приведение приговора под несчастные случаи, всегда разбирались с преступниками скоро и жестко. Если преступником оказывался казак, наказание применялось на порядок жестче, чем инородцу, а позор падал на всех близких и на весь род, на несколько поколений. Обычное казачье право сохранялось в народной памяти в мельчайших подробностях, хотя письменных судебных дел и не велось.

Книга "Мы казачьего рода", 2008 г., автор Борис Алмазов