Первая царская грамота донским казакам

13 (3 по старому стилю) января 1570 года Иван Грозный послал грамоту донским казакам. Эта дата отмечается как день основания Войска Донского.

13 января 1570 г. Иван IV, отправляя своего посланника Ивана Петровича Новосильцева со специальной миссией к султану Оттоманской Порты Селиму II, вручил ему грамоту, адресованную "...на Донец Северский, атаманом казатцким и казаком всем безотмены". Январская грамота московского государя донцам- первая из дошедших до нас.

И до 1917 г., и в советский период исследователи привлекали первую царскую грамоту как источник для характеристики как московско-донских, так и турецко-казачьих отношений. Тем не менее, в отечественной историографии не было ни одной специальной работы, посвященной этому по-своему уникальному документу.

Между тем, 13 января 1570 г. было в какой-то степени символической датой в истории донского казачества. Исследователи казачьей истории (и дореволюционные, и советские) рассматривали ее как некую точку отчета Войска Донского. В. М. Пудавов писал "когда же Иоанн IV... сколько известно по сохранившимся в актах упоминаниям стал писать к донцам грамоты от своего царского имени... тогда союз донских станиц облекся в войсковое (корпоративное) достоинство политического значения..."

Советский военный историк Е. А. Разин заключил, что в 1570 г. "казачьи юрты объединились в Великое Войско Донское, представляющее собой военную общину, насчитывающее в различное время от 5 до 20 000 человек". В 1870 г. на государственном уровне торжественно отмечался 300-летний юбилей Войска Донского. Очевидно, что считать царскую грамоту единственным аргументом для доказательства формирования войсковой организации у казаков нельзя. Среди ученых-казаковедов нет также единства в мнении по поводу зарождения Войска Донского как военно-политической структуры.

Более того, текст грамоты не содержит никакого "признания" казачьего Войска, поражает своей обыденностью. Из текста видно, что казаки для московского государя - давние "знакомые". "Послали есмя для своего дела в Азов Ивана Петровича Новосельцева и где учнет Вас (казаков) для нашего дела посылати или по вестем для береженья, на кои места велит вам с собою идти, и вы бы Ивана во всех наших делах слушали безо всякого ослушания, тем бы есте нам послужили, а мы вас за вашу за вашу службу жаловати хотим". И более ничего... Грамоты подобного рода донцы в большом количестве будут получать и после 3 января 1570 г. До январской грамоты о донских казаках в Москве не просто знали, а имели с ними тесные военно-политические отношения. Донцы участвовали в присоединении Казанского и Астраханского ханств, в боях на театрах Ливонской войны. Военные действия казаков были отражены в русских летописях.

Все вышеназванные факты, а также "рабочий" стиль послания 3 января 1570 г. позволяют предположить, что оно не открывало переписку московских государей и казачьих атаманов. Но его ценность в том, что это - первая из дошедших до нас царских грамот, источник, позволяющий более полно реконструировать картину политических отношений внутри треугольника Московское государство - донское казачество - Османская империя.

Появлению грамоты предшествовало решение о подготовке дипломатической миссии в Турцию во главе с И. П. Новосильцевым. Идея посольства в Оттоманскую Порту через земли донских казаков возникла в 1569 г., во время тяжелых испытаний для московско-турецких отношений.

В 1569 г. турецко-татарское войско, ведомое пашой Касимом, совершив поход от Азова к Переволоке, подошло к недавно присоединенной к Московскому государству Астрахани. Потерпев под Астраханью неудачу, войско Касима отступило с "великой печалию и срамотою своею, ничтож знаменитого показавшие". Тем не менее "турецкий марш" Касима вызвал крайнее беспокойство у Ивана Грозного и его окружения. Занятое на театрах Ливонской войны, Московское государство желало обеспечить себе крепкие тылы на юге. Поэтому никакого преследования отступающих турок и татар не предпринималось. Наоборот, царь начал искать пути примирения с Портой, напоминать в дипломатической переписке об "извечной дружбе". Для нового посольства в Турцию был и благовидный предлог- поздравление султана Селима II с вступлением на престол. Хотя Селим стал падишахом еще в 1566 г. дипломатических отношений с ним не было. А потому уже в октябре 1569 г. царь с боярами отметили, что "Селим II салтан на государстве своем учинился, о том Россию не известил и рать свою на Астрахань послал". Но так как между Портой и Москвой со времени Ивана III и султана Баязида II были "дружеские отношения", то было решено исправить недавние дипломатические ошибки. Возглавлять посольство было поручено опытному дипломату - И. П. Новосильцеву. В 1564-1565 годы. он вел переговоры с кабардинским князем Темрюком Идаровичем.

Впоследствии И.П.Новосильцев стал начальником Печатного приказа. В составе посольства были сын главы миссии, подьячий Постник Износков, татарин Девлеткозя и кречетник. Посол должен был вручить Селиму II царский подарок- 40 штук соболей, рыбий зуб и красных кречетов. Послу был дан секретный наказ, в котором содержались рекомендации о ведении переговоров с султаном, визирем, ответы на вопросы об отношениях с казакам. И. П. Новосильцев вез с собой несколько грамот султану, где говорилось, что "мол, лихие люди меж нас с тобой ссору чинили".

Несмотря на то, что донские казаки (как и король Речи Посполитой) назывались главными противниками московско-турецкой "дружбы" русский государь очень рассчитывал на помощь "степных рыцарей", поскольку путь посольства лежал через Рыльск и Азов, казачьи земли. В наказе послу Иван Грозный сообщал, что велел послать своего дипломата "к турскому салтану, а проводить его из Рыльска велел к Азову Мише Черкашенину, а с ним атаманом и казаком. А которых атаманы и казаки с Мишею посланы, и тем атаманом и казаком государево жалованье: денги, и сукна, и селитра, и свинец, для тое посылки дано". Более того царь "наказывал" использовать казаков в качестве вспомогательной силы "посольства", чтобы "как ож даст Бог Иван (И. П. Новосильцев) близко Азова будет в ближних зимовищах атаманских, и ему мишиных товарыщов (казаков М. Черкашенина) послати к азовскому диздарзеферю про себя сказать, что он от великого государя царя всея Русии идет к брату его и другу к Селим салтану". Текст наказа следовало довести до сведения казаков. Вслед за наказом Иван IV написал и первую дошедшую до нас грамоту "атаманом казатцким и казаком все безотмены". Ставка на казаков в столь ответственном дипломатическом мероприятии была полностью оправдана. Казаки внесли свою достойную лепту в Астраханскую "конфузию" паши Касима.

20 сентября 1569 года, по сообщениям самих же турок, "русские люди" организовали в крепости Азов "поджог зелья". На наш взгляд, поджог-дело рук именно казаков (турки ведь и до 1569 г. и после называли казаков "русами"). О столкновениях казаков и османов в период завершения "астраханской эпопеи" свидетельствуют и польские источники.

Как видим московская дипломатия использовала в отношении казаков двойной стандарт. В переговорах с султаном о них было необходимо говорить исключительно как о "лихих" людях, мешающих великой дружбе великих держав. Вместе с тем, как точно отметил С. М.Соловьев, казаки выполняли в Диком поле две важные для Москвы функции - "противодействие хищным азиатцам" и помощь дипломатическим миссиям.

Без казаков влияние Москвы в Диком поле было бы незначительным. Московские государи были готовы всемерно поддерживать казачьи военные мероприятия, проходившие в русле их политики. Однако опасное соседство не давало казакам простора для дипломатического маневра, который был у Москвы. А потому на Дону не поспевали за изменениями в отношениях Порты и русских государей и зачастую предпринимали акции, которые провоцировали конфронтацию двух держав-соседей. Но московским дипломатам было очевидно, что не будь строптивых казаков в Диком поле, опустошительные набеги наподобие татарского похода 1571 года, захлестнули бы Россию. А потому казаков были готовы "жаловать" за верную службу.

Итак, 13 января 1570 года царем была написана грамота казакам. Посольство отправилось в путь. Документ, под которым стояла подпись московского государя, был по сути своей приказом для донцов - "без всякого ослушания" выполнять все поручения царского посланника, действовавшего от имени Ивана IV.

Текст грамоты, на первый взгляд, дает лишний аргумент для доказательства тезиса о службе казаков русским государям, начиная с XVI века. Но выполнили ли казаки царское поручение?

Предоставим слово И. П. Новосильцеву. В его Статейном списке говорится: "а со мною донских атаманов и казаков идет для береженья немного: иные атаманы и казаки со мною не пошли, и твоей грамоты не послушали". Как видим, казаки не подчинились царской воле и не считали царскую грамоту чем-то обязательным для исполнения.

Некоторую поддержку посольству донцы оказали не из альтруистических соображений, поскольку были также заинтересованы в сильном союзнике в своей перманентной степной войне. Ослушавшись царской грамоты, казаки не боялись гнева московского государя, прекрасно понимая его заинтересованность в них. Последующая активизация казаков на морских и степных театрах (среди их акций было и взятие азовского посада Топрак-кале), идущая вразрез с внешнеполитическими устремлениями Москвы подтверждает независимость казаков от государственной власти, их военно-политическую самостоятельность.

Первая известная исследователям царская грамота на Дон невелика по объему. Тем не менее информация, содержащаяся в ней в сопоставлении с другими источниками (прежде всего статейным списком И. П. Новосильцева) позволяет дополнить картину политических взаимоотношений Московского государства и казачества Дона на заре их становления, является подспорьем в определении их специфики.