Казачий ясырь

История плена и работорговли в южном пограничье (включая Северное Причерноморье и Северо-Восточное Приазовье) — актуальная исследовательская проблема, органично сочетающаяся с изучением социальной структуры и набеговой системы Крымского ханства, эволюции русско-крымско-османского пограничья и местных пограничных сообществ.

Среди актуальных вопросов истории плена и рабства на южном пограничье — состав организаторов и участников «окупных»/«розменных» операций, в числе которых были представители разных этнических и социальных групп по обе стороны границы (пограничья); этнический, конфессиональный и социальный состав полоняников; местные особенности совершения «окупных» и т. п. операций, география которых изменялась и не ограничивалась Валуйками (Разменным городком под Валуйками) или Окупным Яром на Дону; плен и рабство как пространство культурного трансфера (включая социальные практики полоняников: их женитьба или замужество; переход в мусульманство; попадание невольников в новые этнические, географические и т. п. ландшафты и перемещение в них; освоение чужих языков; бегство из плена; идентичности полоняников, неслучайно проявляющиеся именно в плену и отраженные в расспро-сных речах; фиксация/проверка/трансляция пограничными властями информации, сообщаемой бывшими полоняниками). Заявленная тема характеризует не только межгосударственные русско-крымские отношения и конфронтацию государств. Она относится к истории взаимодействия многочисленных сообществ в крымско-российско-османском пограничье (Северо-Восточное Приазовье и Северо-Западный Кавказ), существенно трансформировавшемся на рубеже ХУИ-ХУШ веков.

Среди них — Донские казаки, черкесы и ногайцы, турки-османы из Азова (Азака), торговые армяне и татары — подданные Гиреев и Османов, общение которых на протяжении длительного времени определялось не только конфликтами. Внеконфронтационные отношения составляли неотъемлемую часть жизни указанных и других сообществ в условиях пограничья. Ведь фронтиры еще больше, чем границы, по аналогии с высказыванием А. Рибера, «склонны быть... пористыми, нежели непроницаемыми» [Рибер 2004: 199]. Местное пограничье соотнесено нами с переходными зонами (фронтирами), в которых естественным путем происходит «взаимодействие между двумя или более различными культурами, или политическими структурами» [Рибер 2004: 199]. Интенсивность и открытость подобного взаимодействия в указанной контактной зоне способствовали созданию специфической культуры пограничных отношений, создатели и трансляторы которой - различные военизированные и иные сообщества. Мы полагаем возможным говорить о культуре их пограничного диалога в условиях вынужденного соседства. Среди ее составляющих — торговые отношения, обмен различной информацией, бегство подданных одного государства на территорию другого, богатый исторический опыт разрешения взаимных пограничных конфликтов и т. п.

С некоторыми оговорками (поскольку принудительный характер обращения в рабство очевиден) к составляющим подобного сотрудничества может быть отнесена торговля «ясырем», включая «окуп» (выкуп), хорошо знакомая и Донским казакам, и туркам-османам, и ногайцам, и другим народам Северного Кавказа. Дело в том, что «окупные» операции были рассчитаны на получение торговцами людьми материальной выгоды. Следовательно, причинение физических увечий полонянику или конфликт во время выкупа могли в разы сократить предполагаемый успех дела. Для нас важнее другое - будущая сделка способствовала формированию обширного круга участников, включая посредников. Она зависела от выполнения ряда условий (владение необходимым языком вербальной коммуникации, выявление информации о конкретных людях, обращенных в рабство; знание цен на «ясырь», путей его доставки и пр.). С указанной точки зрения заявленная тема представляется малоизученной и перспективной.

«Одной из важнейших статей доходов Донских казаков в XVII в. была торговля „ясырем" — пленниками-мусульманами, захватывавшимися казаками во время походов с Дона на соседние земли» [Куц 2001: 50].

Иногда казаки привозили их сотнями из походов, а для их покупки так называемые «торговые люди» приезжали на Дон из русских городов. Обратим внимание на приоритетный захват казаками женщин, молодежи и, напротив, на умерщвление ими взрослых мужчин-ногайцев и татар.

Таким образом, работорговля относилась к числу традиционных занятий Донских казаков. Тем же, по отношению к Донским казакам и к другим подданным московских царей, активно занимались ногайцы, активно включенные в набеговую систему Крымского ханства. При этом часть полоняников оставалась в домашнем рабстве у ногайцев, на что указывают слова, что, мол, (имярек) полоняник «работал черную работу». Вместе с тем, обе стороны активно практиковали отдачу полоняников на так называемый «окуп» (выкуп), который мог осуществляться в разных формах, знакомых не только владельцам, но и самим полоняникам. К социальным практикам, имеющим непосредственное отношение к теме военного плена и рабства, конечно, относился и «розмен» полоняниками, активно практиковавшийся властями России и Крымского ханства.

На рубеже XVII - XVIII вв. по этой традиционной для степного уклада системе был нанесен основательный удар. Это случилось вследствие новой пограничной ситуации, затронувшей интересы России, Крымского ханства и Османской империи. Россия и Османская империя тогда попытались договориться о взаимном возвращении полона, что болезненно было воспринято в Крымском ханстве. Донские казаки, как крымцы и ногайцы, стали терять существенную статью доходов. Кроме того, самостоятельность Войска Донского, особенно после 1696 г., все больше ограничивалась российской администрацией Азова. Азов становится местом совершения размена полоняниками и пр. В 1696 году крымский татарин ехал для «розмены» русского полоняника на свою сестру в Черкасск, но затем оказался в Азове. Примечательно, что этот татарин присоединился к группе кубанцев, ехавших в Черкасск и взявших с собой для размена «трех человек казаков, да дву человек, стрелца да солдата».

Шло активное наступление российских властей и на другие привилегии Войска Донского. В июне 1699 года на Дон была прислана царская грамота, по которой казакам запрещалось без указов государя или грамот из Посольского приказа «напрямую вести дела о размене пленными или имуществом с ногайцами и кубанцами. Теперь атаман и все Войско были обязаны „бить челом" царю, ставя его в известность о своих намерениях в этом вопросе, и ждать на то его указаний». Но еще 23 октября 1699 года Кубек-ага прислал с Кубани в Черкасск «по прежним их обыкностям...людей своих, Кичи Махметя с товарыщи для прежних их полоняничных розменов и окупов, которые меж ними за руками отпускиваны полоняники, что о том между собою и росправа учинит».

Неслучайно кубанский султан Каплан-Гирей осенью 1700 года писал именно азовскому воеводе С. Б. Ловчикову, чтобы тот отписал в Черкасск атаману Войска Донского: «..пущай пришлют нам человека. которые люди к вам попали или от вас к нам ест ли, которые живы или померли, про тех людей по душам разыщем и отдадим. вы ныне в граничном городе с нами. Вам надобно, и нам чинить, чтоб меж нами накакова худа не было». Недаром в 1701 году среди кубанских полоняников распространилась информация о том, что «в Азове чинят русским людем на татар розмену». Размен пленными мог осуществляться и в кубанских владениях Гиреев, но при этом — с разрешения азовских властей. В ноябре 1700 года Войско Донское отправило казаков С. Кочета и П. Калинникова «для розмены неволников, которые взяты за миром у них ку-банцов, и у них казаков на взморье».

Полагаем, что особенно недовольна случившимся оказалась войсковая верхушка, традиционно контролировавшая пограничные связи Донцов с ногайцами, надо думать, в сфере торговых связей и, конечно, работорговли. Повторимся, путь торговых людей с Кубани и из османских владений теперь все чаще замыкался на Азове. В сентябре 1699 года из османской Керчи в Азов прибыла группа торговых людей в составе 55 «турчан» и армян, напрасно просивших пропустить их «водяным и сухим путем» в Черкасск для торговли. В мае 1701-го в Азов приехали «для торгового промыслу» около 20 торговых татар на семи арбах, захвативших с собой на выкуп русскую полонянку. Торговых людей с Кубани насчитывалось в другом случае 55 чел., при которых находились два русских полоняника.

В Азове на тюремном дворе содержалось немалое количество полоняников из числа подданных Гиреев и Османов, причем в крепости могли находиться люди, персонально интересовавшие крымцев. В 1701 году они привезли в Москву двух русских полоняников, предполагая обменять их на двух своих земляков. В итоге их ожидал успех — столь нужные крымцам полоняники были найдены в Азове и отпущены на свободу. В разменных операциях с христианами были задействованы торговые армяне из Крыма, в том числе сами державшие людей в домашнем рабстве. Одного такого человека, принадлежавшего армянину Карабину (?) из Кафы, торговцы привезли в Азов летом 1701 года, предполагая разменять его на турченина Делибекеря.

Заметной фигурой в жизни местного пограничья являлся другой армянин — Минас Семенов (Симонов), активно курсировавший между Кубанью и Азовом. В сентябре 1699-го он привез с Кубани в Азов воеводе С. И. Салтыкову не только четырех Донских казаков, плененных ногайцами, но также два письма от находившегося на Кубани калги-султана Шахбаз-Гирея. Его видели под Азовом вместе с работником-армянином и с двумя ногайцами, приезжавшим «для торгу с товары в Азов и ездили они для продажи и покупки товаров в Черкаской». Предприимчивый М. Семенов интересовался не только «красным товаром», но и возможностью заработать на выкупных операциях. У него побывали разные люди, ранее попавшие в плен к ногайцам, в том числе Антоний Котий, имперский (цесарский) подданный, минер на российской службе. История с его выкупом длилась долго и успешно закончилась для главного героя. М. Семенов, владевший греческим языком, сумел так воспользоваться ситуацией вокруг А. Котия, что сманил из Азова на Кубань двух греков-матросов, которых видели потом у кубанских казаков-ахреян. Фигуры посредников в окупных операциях — отдельная исследовательская тема, заслуживающая внимания специалистов. Им принадлежала особая роль в сближении позиций всех сторон по вопросам выкупа, в преодолении языковых барьеров, в осуществлении пограничной дипломатии, расширявшей этническое и т. п. пространство взаимного «узнавания».

На рубеже XVII - XVIII вв. сохранялись определенные условия для сохранения рабства и работорговли в Северном Причерноморье, несмотря на новые договоренности между Россией и Османской империей. С одной стороны, размену и выкупу подлежали полоняники, захваченные до заключения мира. С другой стороны, царские подданные, попавшие в плен «за миром», должны были быть отпущены безвозмездно. Обеспечивался, кроме того, беспрепятственный проезд по разным территориям российских представителей с «проезжими грамотами» для освобождения полоняников, кроме принявших ислам. Но еще по Карловицкому перемирию 1699-го Порта, впервые без учета интересов Крыма, гарантировала прекращение враждебных действий со стороны крымских татар. Последствием стало осложнение крымско-османских отношений и частичная переориентация набеговой системы ханства от походов против России, Украины и Речи Посполитой к вторжениям в периферийные области своих же владений в Приазовье и на Кавказе.

Управлять отдаленным Прикубаньем можно было не иначе, как используя традиционный способ поддержания авторитета верховной власти в кочевнических сообществах — проводить регулярные и успешные набеги. Такое испытанное средство в очередной раз использовал хан Хаджи Селим-Гирей, который во время своего последнего пребывания на престоле (1703-1704 гг.) организовал набег на Царицын, Пензу, Симбирск, Саратов. Причем калмыки, обещавшие российским властям охранять степное порубежье, не оказали кубанцам активного противодействия. Несмотря на запреты и угрозы Бахчисарая, кубанские кочевники и казаки-ахреяны продолжали осуществлять набеги на русские окраины, включая Дон. Попытки крымских чиновников найти виновных в осуществлении кубанцами набегов на российские владения зачастую имитировались. Впрочем, именно с 1700 года активизировалась совместная работа сторон по размену, например, пленных татар и казаков. Вместе с тем, деятельность пограничной комиссии, проводившейся в Азове и Ачуеве еще в 1706 г., оказалась безрезультатной из-за нежелания крымских властей обострять отношения с кубанскими элитами. Заключенное во время комиссии соглашение не действовало. Летом 1706 года кубанцы вновь напали на российский Азов, разграбили близлежащие донские городки и опустошили калмыцкие улусы. Русское правительство отреагировало на это требованием немедленного исполнения турками-османами взятых на себя обязательств и возмещения убытков. Требование возымело действие: в сентябре 1707 года в Азов прибыли османские и крымские представители, доставившие туда 129 полоняников и 62 лошади. Стамбул, в свою очередь, имел основания требовать от России возмещения ущерба своим подданным, причиненного Донскими казаками и калмыками, отбившими у крымцев больше 12 тыс. лошадей и взявшими в плен 146 человек. Таким образом, претензии российских властей могли блокироваться аналогичными аргументами противоположной стороны. Впрочем, пограничные власти названных государств старались не доводить до крайности ситуации с разменом полоняников и возвратом награбленного. Особенно наглядно это прослеживается в отношениях между кубанскими наместниками крымского хана (регулярно назначавшимися в регион с конца XVII в.), другими Гиреями, тоже пребывавшими на Кубани, и российской администрацией Азова.

Ниже рассмотрим примеры из истории работорговли на южном пограничье, органично вписывающиеся в ее предшествующую историю и, вместе с тем, отражающие то новое, что происходило с ней в условиях разрушения старого пограничного порядка. В частности, в конце XVII в. к числу участников, активно задействованных в местной работорговле, добавились казаки-старообрядцы, новые подданные крымских ханов. Именно они были выходцами с Дона, что позволяет исследовать вопрос о преемственности подобных практик с предыдущим опытом Донского казачества. Специфика ситуации состояла в том, что кубанские казаки-христиане (старообрядцы) регулярно захватывали в плен других христиан — российских подданных. Это, впрочем, не помешало первым кубанским казакам включиться в местный процесс торговли ясырем, что тоже можно отнести к числу их традиционных занятий. При этом на проблему работорговли в казачьей среде необходимо смотреть шире: с начала 1690-х гг. различные группы «воровских казаков», ушедших на Северный Кавказ, захватывали в полон стрельцов, казаков, работных людей и др. российских подданных. География таких захватов была обширной — от Белгородской черты до прикаспийских территорий. Примерно в 1691 году Донские казаки объединились для набега с азовскими татарами, а захваченный славянский полон продали в Азове. Около 1692-1693 гг. 150 кубанских казаков и азовских татар, выступившие под командой Кубек-аги, «били под Маяцкой», захватив в полон 17 человек. Свою часть полона Кубанские казаки беспрепятственно продали в Азове, получив за каждого полоняника по 10 алтынов, после чего направились на Кубань.

Уместно привести некоторые данные о количестве полона в Азове незадолго до его взятия в 1696 году. Бывший полоняник Л. Иванов, находившийся ранее в Азове, в «роспросе» показал, что колодников «розных земель» пребывало тогда в крепости примерно 600 человек. В 1696 году еще одна крупная партия Кубанских казаков напала на астраханских стрельцов на Каспийском море, захватив часть людей в плен. Бежавший из ногайского плена стрелец М. Казанец показал на допросе в Азовском разрядном шатре 20 сентября 1696 года, что весной 1695 года вместе с другими служилыми людьми он был отправлен на Каспийское море «для воровских людей казаков-охреянов в стругах двести человек». На р. Ярке, впадавшей в море, его струг подвергся нападению казаков-ахреян, численность которых стрелец определил в «полтораста и болши». Судя по тому, что М. Казанец был пленен казаками, а затем сбежал из ногайского плена («позад Кубани-городка из-за реки Кубани от нагайских татар ушол»), можно предположить, что казаки продали его ногайцам.

В 1697 году «человек с полтораста» Кубанских казаков-ахреян и черкесов напали неподалеку от Астрахани на работников рыбного «насада» и частью их полонили. Бывшая полонянка Марфа Тимофеева показала в Азове 18 мая 1697 г., что была пленена татарами и «охреянами» по дороге из Полатова в Усерд, «не доезжая Полатова». Полонянка Анна рассказала в мае 1701 года, что была пленена кубанскими едисанами вместе с мужем, двумя сыновьями и стрельцами между крепостями Черный Яр и Терки. Пленников «роздуванили всех», причем в захвате полона казаки-ахреяне не участвовали. Однако Анна досталась именно «ахреяну казаку Софрону Тимофееву, которой живет на Кубане с охреянами ж в городке». В другом случае «кубанцы и воровские казаки» совместно «дуванили» полон — 12 астраханских стрельцов.

Таким образом, архаичный по своей сути дуван часто оказывался ключевым фактором, определявшим дальнейшие судьбы полоняников, и к которому традиционно прибегали другие участники набегов.

Походы в Поволжье и на Каспийское море, полагаем, регулярно приносили удачу Кубанским казакам и всем тем, кто принимал в них участие, несмотря на вероятность столкновения со стрельцами и др. царскими служилыми людьми. Донские казаки, сообщая в 1693 году о выступлении Кубека-аги с казаками-ахреянами и с ногайскими мурзами к Волге на рыбные ватаги, указывали на связь такого события с успешной для «воинских людей и росколщиков» прежней добычей, как сказано в документе.

Пребывание в плену не лишало полоняников определенной правоспособности: Анна, по ее словам, сумела выкупить из ногайского плена одного из своих сыновей, заплатив за него 53 левка («левок»/«аслан» — серебряная монета, разновидность талера). Некоторых полоняников ожидали неожиданные повороты судьбы: толмач Кубанских казаков, Афонька Федоров, вспоминал в конце 1690-х гг., что его из плена в горах выкупил «войсковой атаман Савелий Пахомов» . Повезло и другим Донским казакам, захваченным было в полон ногайцами: у них оказались казаки-свойственники в Копыле, с подачи которых кубанский Шагим-султан приказал освободить Донцов и велел им жить и служить в Копыле.

Согласимся с мнением о том, что «рабовладение у Кубанских казаков было нормой. Для продажи ясыря к ним ехали отовсюду — и кубанские татары, и ногайские, и кумыцкие... Но „окреане" и продавали рабов — тем же кочевникам, армянским купцам, а может быть, и туркам». О. Г. Усенко привел данные о 4-летнем пребывании в неволе у Кубанских казаков И. Алексеева, бежавшего в Азов летом 1702 году и ранее купленного в Копыле казаком Ф. Боярченком у кубанского татарина Аммета. Часто случалось, что невольники сопровождали Кубанских казаков во время их рыбного лова на Черном море, где казаки-ахреяне устраивали зимовки. Ещё один факт в поддержку мнения о традиционности занятий Кубанских казаков работорговлей находим в докладах, составлявшихся для астраханских старшин по челобитным разных лиц. Просительница И. Петрова писала о своем пленном муже, что «он на Кубане, а в Астрахани ныне с Кубану послы есть. А казак кубанской, ясырь русской выбирает и перед салтана водит, и тот казак про моего мужа знает». Часть полоняников казаки держали вместе. Российские солдаты из Азова, плененные ахреянами, в 1699 году сообщали, что «привезши их, ахреяны взяли к себе на Кубань и посадили в тюрьму».

Обратим внимание на другие детали, важные для раскрытия темы: набеги (походы) казаками и последующая ими продажа ясыря способствовали быстрейшему знакомству местных казаков с различными ландшафтами кубанского и северокавказского регионов и их освоению. Так, казачий атаман С. Пахомов сторговал «смоленина Ивашку Семенова сына Труневскаго» у приехавших черкесов». Полоняники, очевидно, были интересны казакам ещё потому, что их можно было отправлять или брать на «окуп», получая деньги за ясырь либо полностью, либо несколько большую сумму, чем того требовал хозяин раба. Так, солдат В. Переносов рассказывал в 1702 году, что, будучи пленен кумыками, он был отвезен своим «хозяином» Уразаем на Кубань и отдан «на выкуп городка Копыла казаку Емельяну Иванову за тритцать за пять рублев». Кубанский татарин Алабердей запросил слишком много за полоняника И. Труневского (переданного ему казаком-ахреяном Е. Киселевым), что в числе прочих обстоятельств сорвало сделку в Азове в 1701 году. Упоминавшийся выше С. Тимофеев хотел в 1701 году взять 100 руб. «окупу» за полонянку Анну или, как он повелел посредникам — торговым татарам, вернуть ее из Азова назад на Кубань. Во всем этом тоже видится продолжение традиций, бытовавших ещё у Донских казаков и сохранявшихся при согласии царских властей, разрешавших Донцам устраивать сбор «окупных денег» в Азове (конец XVII в.).

В окупных операциях могла быть задействована цепочка разных заинтересованных лиц, включая Кубанских казаков, ногайцев, черкесов, армян и Донских казаков. Вероятно, в местную систему распределения живого полона казаки действительно сумели интегрироваться быстро и основательно, а торговля ясырем приносила им немалые доходы. Впрочем, денежный эквивалент «окупа» мог быть заменен на месте другим. Так, в ответ на различные запросы посредника в отношении упоминавшейся полонянки Анны российские власти предложили прислать «за нее с сыном. в Азове или на Кубань» одного татарина или «турченина». В другом случае кубанским торговцам в Азове был предложен аналогичный вариант, правда, неравноценный: за двух русских полоняников — одного татарина.

Характерной во всех смыслах является история пребывания в плену у казаков-ахреян ранее упомянутого «смоленина Ивашки Семенова сына Труневского», отраженная в источниках, начиная с 1701 года. Он служил в полку боярина А. С. Шеина и был захвачен в полон, после чего продан с согласия атамана С. Пахомова за 35 рублей «ахреяну казаку Емелке Киселеву». Его привез на «окуп» с Кубани в Азов кубанский мурза Алабердей: к делу оказались причастны азовская администрация, ахреянский атаман Савелий Пахомов и хозяин полоняника — кубанский казак Е. Киселев. Информация об этом случае сохранилась и в других документах, наглядно демонстрируя функционирование системы, втягивавшей в пространство выкупных операций множество людей, ссорившихся, торговавшихся и, конечно, по-разному описывавших свое участие в них. Для выяснения подробностей дела российские представители побывали у казаков в Копыле, встречались с казаками-ахреянами, сообщившими им подробности пребывания И. Труневского на Кубани, условия предполагавшейся «окупной операции» и пр.

Основанием для расследования по «делу И. Труневского», плененного в 1697 году, послужило вызывающее для властей Азова поведение посредника — татарина Алабердея. Недаром было решено просить «таких неправдивых людей с Кубани» смирить и более в Азов не присылать. В. Маслов и И. Дровнин, получившие инструкции и отправленные из Азова на Кубань 16 мая 1701 года, встретившиеся в Копыле с основными фигурантами дела — с С. Пахомовым (именно ему «Ивашка бил челом, чтоб ево отпустил для окупу в Азов»), Е. Киселевым и с И. Труневским. Очная ставка позволила узнать новые сведения об обстоятельствах пребывания И. Труневского в плену (первоначально он утверждал, что его пленили кубанцы, и что казаку Е. Киселеву его продал ногаец Булхан), о том, какие стратегии выбирал конкретный человек, чтобы вернуть себе свободу. Там же в Копыле И. Труневский был «торгован вновь»: Е. Киселев несколько уступил в цене, и полоняника вторично отправили на «окуп» в Азов 25 мая 1701 года.

Благодаря случаю И. Труневского, стали доступны для анализа важные детали «окупных» операций, которые часто оставались неизвестными сторонним наблюдателям, включая российских администраторов. В частности, речь идет о договоренностях по линиям «хозяин-полоняник» и «хозяин-посредник». Например, тот же Е. Киселев, казалось, договорившийся о цене за полоняника с татарином Алабердеем, взял у того «в заклад девку». Важно также отметить роль разных клятвенных обещаний, к которым прибегали или могли прибегать все участники цепочки, включая самих полоняников.

Проанализированный материал позволяет прийти к некоторым выводам и к постановке некоторых новых исследовательских задач. Плен, рабство и выкуп отражали многие стороны жизни на южном пограничье, активно развивавшиеся местными сообществами до появления здесь так называемых «линейных границ». Работорговля долгое время относилась к традиционным занятиям местного полиэтничного населения, активно взаимодействовавшего друг с другом. Экономика и политика южного фронтира, включая пограничную дипломатию, теснейшим образом были связаны с пространством плена, порождавшего разнообразные формы пограничной и трансграничной коммуникации.

Разрушение Россией и Османской империей на рубеже ХУП-ХУШ вв. традиционного порядка, существовавшего в степном пространстве, существенно трансформировало систему размена и выкупа полоняников, но не отменило ее вовсе. Более того, поддержание подобных архаичных практик нашло свое закономерное выражение в действиях новых пограничных властей России и представителей ханской администрации на Кубани. Так, Россия усиленно создает ситуацию, при которой главным центром окупных и разменных операций с полоняниками становится Азов. Вероятно, это нашло отклик со стороны разных участников местного рынка живого товара еще и потому, что в османское время Азов (Азак) занимал подобную нишу. На рубеже ХУП-ХУШ вв. в систему местной работорговли успешно включились Кубанские казаки-старообрядцы, выходцы с Дона. Это свидетельствует о высоком уровне их адаптации к местным условиям, а также о взаимосвязи их военной активности с ее географией. Они как покупали рабов, так и активно продавали их, включаясь в цепочки трансграничных связей и процессов, знакомых еще раньше Донским казакам. Плен и выкупные операции, проанализированные на кубанском материале, свидетельствуют о разных поведенческих моделях полоняников. Они старались влиять на выкупные и разменные сделки, являясь не только объектами, но и субъектами их совершения, обладавшими определенной правоспособностью. В процессе выкупа фиксировались индивидуальные биографии полоняников, эвристический потенциал которых еще предстоит оценить исследователям плена и рабства, границ и пограничья.

РЕЦЕНЗИЯ НА СТАТЬЮ:

Автор совершенно верно отделяет выкупные ситуации, т.е. когда пленников содержали для выкупа, с непосредственной торговлей ясырём. Автор справедливо упоминает «Таким образом, работорговля относилась к числу традиционных занятий Донских казаков». Этот тезис требует разъяснения. Дело в том, что цена одной ясырки (в зависимости от достоинств конечно) достигала годового жалованья московского дьяка средней руки.

Совершенно правильно в статье сделан акцент, на то что, торговля ясырём была столь значимым источником дохода Войска, что по сути являлось основанием его экономического суверенитета, и что первое на что покусились московские власти, так это на право донских казаков владеть и торговать ясырём, а также вести разменные операции по выкупу пленных. Причина по сути понятна, это было связано с тем, что набеговая экономика нарушала политические планы Москвы во взаимоотношениях с Османской империей. Интересны также упоминания в статье об армянине «Симонове» скорее всего Симоняне, вёдшего бизнес по размену пленными откупу пленных и видимо весьма прибыльно, а также упоминание кубанских казаков — ахреян, сделанное без пояснения, видимо автор считает, что читатели его статьи - это люди, что называется «в материале», и не перепутают предков теперешних кубанцев, с донцами, переселившимися за Кубань под власть дома Османов. Разъясню, что «ахреянин» это человек из казаков, как правило из раскольников принявший ислам. Но при этом и самих раскольников, не принявших ислам, тоже называли ахреянами. Следовательно, среди донцов — кубанцев было не мало людей, перешедших в ислам. При этом важно отметить, что ахреяне принимали участие в набегах на русские города «Хаджи Селим-Гирей, который во время своего последнего пребывания на престоле (1703-1704 гг.) организовал набег на Царицын, Пензу, Симбирск, Саратов. Причем калмыки, обещавшие российским властям охранять степное порубежье, не оказали кубанцам активного противодействия. Несмотря на запреты и угрозы Бахчисарая, кубанские кочевники и казаки-ахреяны продолжали осуществлять набеги на русские окраины, включая Дон.» Описание вовлеченности казаков старообрядцев в работорговлю, причём своими же казалось бы единоверцами христианами поражает масштабами — «с начала 1690-х гг. различные группы воровских казаков, ушедших на Северный Кавказ, захватывали в полон стрельцов, казаков, работных людей и др. российских подданных. География таких захватов была обширной — от Белгородской черты до прикаспийских территорий. Примерно в 1691 году Донские казаки объединились для набега с азовскими татарами, а захваченный славянский полон продали в Азове. Около 1692-1693 гг. 150 кубанских казаков и азовских татар, выступившие под командой Кубек-аги, били под Маяцкой, захватив в полон 17 человек. Свою часть полона Кубанские казаки беспрепятственно продали в Азове, получив за каждого полоняника по 10 алтынов, после чего направились на Кубань.» Тут возникает вопрос почему старообрядцы торговали христианами? И этот вопрос требует разъяснения. Дело в том, что казаки старой Веры не считали никониан христианами и поступали с ними как, с чужаками, людьми другой веры. Вопрос «свой — чужой» стоял всегда очень остро и открыто в отношении казаков и иных христиан. Причём отношение к никонианам могло и осложняться отношением, как к отступникам от истинной Веры, что ставило их в положении худшее чем было у мусульман.

источники:

https://vk.com/@donlandtelegraph-kazachii-isyr

https://karabai96.livejournal.com