Казачьи части в советско-польской войне

Советско-польская война 1919-21 гг. известна отечественным любителям военной истории в первую очередь упорной борьбой на Украине в 1920 г., трагической «Бредовской эпопеей» белогвардейских частей, мощными прорывами польского фронта Первой Конной армией С.М.Буденного, ответным «чудом на Висле» - тяжелым поражением будущего «красного маршала» М.Н.Тухачевского и, наконец, гибелью десятков тысяч красноармейцев от болезней и истощения в «гнилых» польских лагерях военнопленных (Тухоле, Стшалкове и др.). Гораздо менее известным является факт, что после разоружения и интернирования польским военно-политическим руководством в феврале-марте 1920 г. группировки ВСЮР (Вооруженных сил Юга России) генерала Н.Э.Бредова, отступившей на соединение с Войском Польским с правобережной Украины, на польской стороне продолжал сражаться ряд белогвардейских добровольческих частей. Одни из них действовали в составе польских войсковых соединений, другие были переподчинены армии Украинской Народной республики, с 25 апреля 1920 г. связанной с Польшей военным союзом (и по мере наступления «красных» оказавшейся, по меткой характеристике современников, «директорией без территории»).

Казачество, сказавшее свое веское слово практически на всех театрах боевых действий Гражданской войны в России, также было представлено на фронте советско-польского противостояния (польские историки предпочитают употреблять термин «польско-большевицкое») несколькими довольно многочисленными формированиями. К сожалению, их история до сих пор остается крайне мало изученной. Некоторые данные по этой теме можно найти в трудах польских военных историков и мемуаристов. Как правило, они крайне отрывочны, что легко объяснимо: предметом их интереса является, в первую очередь, собственная армия. Исключение составляет интересный и содержательный очерк Ярослава Гданьского «Казаки, россияне и украинцы на польской стороне в войне 1920 г.» (Jarosław Gdański. Kozacy, Rosjanie i Ukraińcy po stronie polskiej w wojnie 1920 r.), где казакам отведено достойное место. Что же касается русскоязычной литературы, то на удивление большое внимание уделили «белоказакам в польской войне» советские авторы. Достаточно подробные отрывки своих воспоминаний посвятил им командующий Первой Конной армией Семен Буденный. Однако, принимая во внимание общие тенденции советской мемуаристки, нельзя охарактеризовать их как стопроцентно достоверный источник. То же самое относится и к знаменитому биографическому сборнику «Конармия» Исака Бабеля, который, при всех своих выдающихся достоинствах, остается художественным произведением. Белогвардейские авторы, к сожалению, обошли эту тему молчанием. Некоторые косвенные сведения можно найти только в «Бредовском походе» Б.А.Штейфона, но, благодаря широкому цитированию документов и подробному изложению хода событий, они очень ценны для восстановления обстановки, в которой создавались в Польше в 1920 г. казачьи части. Наконец, несколько строк посвятил последнему этапу их существованию последний командующий ВСЮР П.Н.Врангель в своих «Записках». Из современных исследователей к истории казачьих формирований в Польше обращался А.Кудрявцев в статье «3-я Русская армия», Е.Хворых в работе «Организация и боевые действия Русской народной добровольческой армии» и некоторые другие. Однако тема их исследований значительно шире, и казаки рассмотрены в этом контексте логически: конспективно. Словом, означенная проблема еще ждет тематического академического изучения, на которое данный очерк не претендует. Тем более, что ценным материалом передававшихся из поколения в поколение воспоминаний могут обладать потомки осевших в Польше после интернирования казаков, которые объединены в общественную организацию Союз казаков в Польше и бережно поддерживают казачьи традиции.

Члены организации "Союз казаков в Польше" 

Надо сказать, что представители казачества участвовали в боях и походах Советско-польской войны не только на стороне поляков, украинцев или «белых». В 1920 гг., после захвата «красными» казачьих областей Дона и Кубани, и, особенно, в связи с фактическим разложением Кубанской армии ВСЮР, значительное число казаков оказались в рядах Красной армии. Некоторые сами переходили на сторону бывшего врага, в надежде спасти тем самым от большевицких репрессий свои семьи (вспомним хотя бы шолоховского Григория Мелехова), другие были мобилизованы принудительно, зачастую под угрозой расправы. Кавалерийские части Красной армии, в первую очередь – элитная Первая Конная армия, в апреле-мае переброшенная на Польский фронт (в Украину), оказались насыщены казаками довольно густо. Уровень боеспособности этого контингента на стороне большевиков был неоднозначным. Очевидно, казаки, прирожденные потомственные конные воины, неплохо дрались и в конармейских эскадронах Буденного; тем более что противником теперь были в основном «иностранные» войска – поляки, украинцы, белорусы. Однако идеология Советской власти оставалась для подавляющего большинства из них глубоко чуждой. Случаи дезертирства или даже массового перехода на сторону врага были не редкостью. Борис Штейфон вспоминает о сдаче полякам, вероятно, в июле или в начале августа 1920 г., главных сил одного из «красных» полков, состоявших из мобилизованных кубанцев. Встречаются указания на аналогичные инциденты даже у советских авторов. Польские источники свидетельствуют, что число «передавшихся» казаков достигало 6 тыс. Такие перебежчики представляли собой почти готовый материал для пополнения казачьих частей на польской стороне, т.к. назад к «красным» им дороги уже не было, а «белым» после службы врагу они представлялись ненадежными. Для Советов же казаки всегда представлялись «враждебным сословием», которые подлежали если не полному уничтожению (смотри мрачную директиву Якова Свердлова от 24 января 1919 г.), то «расказачиванию». Следовательно, используя казаков, как расходный материал для пополнения поредевших в боях с «белыми» дивизий и полков Конармии, «красное» командование принципиально избегало официально употреблять сами термины: «казаки», «казачья часть». Все казаки, дравшиеся под красными знаменами в Украине и в Польше у Буденного и Тухачевского в 1920 г., именовались просто «красноармейцами», в лучшем случае – «конармейцами». Частей, имевших статус «казачьих», в доступных боевых расписаниях Западного фронта «красных» не значится (при этом наименования «Донской», «Кубанский» и т.п. – не редкость). Польский историк Ярослав Гданьский, приводящий хронологию перехода казаков-красноармейцев на польскую сторону с 31 мая по 9 сентября 1920 г. (пять крупных случаев), вероятно, называет перебежавшие части «казачьими» просто в силу преобладания в них казаков. Сложно не согласиться, что «казачий полк имени товарища Троцкого» звучит абсурдно. Таким образом, все казачьи формирования находились на противоположной стороне фронта, где, наоборот, их славное многовековое самоназвание активно эксплуатировалось в пропагандистских целях.

Итак, одним из важнейших источников комплектования «польских» казачьих бригад и полков стали красноармейцы-перебежчики казачьего происхождения. Писатель Исаак Бабель в своем рассказе «После боя» утверждает, что вся «бригада есаула Яковлева» (подробнее о ней будет рассказано ниже), состояла из «казаков, изменивших нам в начале польских боев». Вероятно, это своего рода литературное преувеличение, т.к. даже Семен Буденный в своих мемуарах «Пройденный путь» указывает на иной источник комплектования данной бригады – «из бывших солдат корпуса русского генерала Бредова», т.е. белогвардейских «бредовских походников». Но Буденный, как командир соединения, стыдился признать, что его бойцы массово бежали к противнику, и реально имели место все же оба источника казачьих добровольцев.

Какие же казачьи части из группировки генерала Бредова находились в Польше весной-летом 1920 г., когда проходило формирование «польских» казачьих частей? Согласно боевому расписанию «бредовских» частей, достигших 12 февраля 1920 г. расположения Войска Польского после своего отчаянного анабазиса из района Одессы через Румынию, в них числились следующие казачьи соединения: Отдельная казачья бригада 3-го армейского корпуса Новороссийской войсковой области ВСЮР под командой генерал-майора Склярова (42-й Донской, 2-й Таманский и 2-й Лабинский казачьи кавполки), а также 2-я Терская пластунская отдельная бригада (из состава войск Киевской области ВСЮР). Вполне очевидно, что некоторое количество казаков служило и в других частях. В большинстве своем это были опытные, испытанные бойцы: даже молодежь успела вдоволь навоеваться с «красными», а более старшие возраста прошли и через фронты Первой мировой.

Генерал Николай Эмильевич Бредов

По условиям договора, заключенного 17 февраля 1920 г. между генералом Николаем Бредовым и делегатами польского Главного командования, казаки, как и другие части, входящие в состав армии, подвергались интернированию (до последующей переправки на подконтрольную ВСЮР территорию), однако на несколько особых условиях: «…Пункт 9. Холодное оружие, составляющее частную собственность казаков, входящих в состав армии генерала Бредова, должно также отдельно храниться в цейхгаузах при данной части и перевозиться одновременно с эшелонами. Пункт 10. Главное Командование Войска Польского покупает всех лошадей, составляющих частную собственность офицеров и казаков по ремонтной цене 3000 (три тысячи) марок за лошадь… Владелец лошади представляет об этом удостоверение командира полка или части…». Летописцами «бредовского похода» немало написано о крайне скверных условиях, в которых содержались в Польше интернированные белогвардейцы, и в основном все это соответствует действительности. Но казаки изначально представляли для польского руководства как бы «привилегированную категорию», в некоторых правах уравненную с офицерами. К тому же, несмотря на систематические злоупотребления, после продажи частных лошадей у станичников завелись умеренные суммы наличных денег. В ход пошла и традиционная для казачества самоорганизация. Все это позволило немного улучшить условия содержания казаков в лагерях, покупая у предприимчивых польских «жолнежей» из охраны и местных жителей предметы первой необходимости, провизию и, по возможности, такие дорогие солдатскому сердцу развлечения, как табак и алкоголь. Все отрицательные моменты «лагерного сидения» также отразились на «бредовских» казаках. Негативно, если не враждебно настроенные к российским войскам и излишне подозрительные, польские офицеры позаботились об их разобщении, разбросав по трем основным лагерям: Пикулица, Дембия и Щалкув. Офицеры оказались фактически изолированы от нижних чинов, в результате чего командное управление частями и подразделениями было потеряно, а люди утратили привычку к дисциплине. Лишения и инфекционные болезни (в первую очередь, жестокая эпидемия тифа) собрали среди интернированных страшный урожай смертей и надолго задержали еще больше людей в плохо оборудованных госпиталях. Именно в этот период, не представляя, сколько реально может продлиться интернирование, деятельная и авантюрная натура многих казаков стала искать выхода из затхлой и смертоносной (в прямом смысле) атмосферы лагерей. У нижних чинов это выразилось в готовности завербоваться в своего рода «казачьи иностранные легионы» на польской службе. А у некоторых инициативных и независимых по натуре офицеров среднего звена – в проектах по созданию таковых формирований, разумеется, с наиболее выгодным для казаков статусом. Одним из первых инициаторов создания казачьих частей в Польше выступил кубанский есаул В.С.Яковлев, по словам Я.Гданьского, прибывший в Варшаву с Кавказа. К сожалению, о личности этого офицера известно крайне немного, если не считать красочно-зловещего описания у Исаака Бабеля: «Во рту его блестел золотой зуб, черная борода лежала на груди, как икона на мертвеце». Учитывая, что в начале мая 1920 г. в меньшевицкую Грузию (Грузинская Демократическая республика) бежало руководство кубанских «самостийников», т.е. партии, выступавшей за независимость этого казачьего региона, можно предположить, что есаул Яковлев имел от него полномочия. Версию о «самостийности» Яковлева косвенным образом подтверждает знаменитый революционер и литератор Б.В.Савинков, хотя его воспоминания о боевых действиях против большевиков в частях печально известного своими зверствами генерала С.Н.Булак-Балаховича («Русской народной добровольческой армии») относятся к более позднему времени. По его словам, есаул Яковлев «ни хотел никому подчиняться» и всячески отстаивал самостоятельность своей бригады.

Вадим Яковлев предложил следующие обоснования формирования самостоятельных казачьих формирований, подчиняющихся польскому командованию: повышение боевой мощи Войска Польского за счет привлечения опытных и испытанных в борьбе с большевиками бойцов; пропагандистский эффект появления казаков на польской стороне для усиления процесса дезертирства их соплеменников из Красной армии; усиление сильно потрепанной в ходе войны кавалерии Войска Польского свежими соединениями.

Проект, рассматривавшийся польскими властями в конце июня 1920 г., предусматривал создание трех казачьих полков – Донского, Кубанского и Терского. Позднее он был расширен до двух казачьих бригад (получившей проектные названия Донской и Кубанской), каждая в составе двух кавполков и артдивизиона. Заранее отметим, что эти бригады были созданы, однако в менее полном составе. 15 июля глава польского государства и главнокомандующий Юзеф Пилсудский официально «дал добро» на формирование казачьих частей для совместных действий с Войском Польским и армией УНР. Помимо «бредовских» казаков и перебежчиков из Красной армии, для их комплектования применялись интернированные в Польше еще со времени провозглашения независимости бывшие воины Российской императорской армии, ранее находившиеся в австрийском и германском плену. Привлекались также военнослужащие армии УНР, в годы Первой мировой служившие в казачьих частях.

Есаул Вадим Яковлев, которому принадлежал «приоритет проекта», спешил вывести свою бригаду, сформированную близ польского города Калиш, на фронт первой. Она вступила в бой в середине августе 1920 г. в составе 6-й польской армии на южном участке фронта, действуя против Первой Конной Семена Буденного. Советские оперативные источники оценивали численность бригады примерно в 750 сабель (обычная численность для Гражданской войны), а состав – в два кавполка: 1-й Терский и 2-й Сводный Донской. По всей очевидности, в жертву быстроте при ее создании были принесены многие важные организационные моменты. Командующий 6-й армией польский генерал Владислав Енджеевский первоначально вообще выразил сомнение в боеспособности бригады. «Бригада не подходит для действий на фронте, - докладывал он. – Нуждается в отправке в тыл для восстановления боевого значения и устранения недостатков». Казаки бригады, недавно вышедшие из лагерей для интернированных или военнопленных, были явно не в лучшей физической форме. Конский состав, укомплектованный за счет выбракованных польской кавалерией «разбитых» лошадей, еще не восстановивших силы, также оставлял желать лучшего. Снаряжение и обмундирование было старым, обоз отсутствовал вовсе. Впрочем, стрелково-пулеметное вооружение бригады оказалось вполне адекватным: Исаак Бабель вспоминает об опустошительном эффекте, произведенном яковлевскими пулеметчиками в конармейских рядах. На высоте был и боевой дух: станичники рвались в бой с большевиками. Признаком их мрачной решимости драться до конца был черный цвет униформы бригады Яковлева, о котором упоминают советские и польские авторы. Впрочем, возможно речь идет просто о форменных черкесках терских казаков, сохранившихся еще с имперских времен.

Несмотря на неоднозначный боевой потенциал бригады, новый командующий 6-й польской армией генерал Роберт Ламезан-Салинс (французский «военспец», прикомандированный в молодое Войско Польское) все же бросил ее в бой в связи с резким ухудшением ситуации на фронте. Казаки действовали совместно с оперативной группировкой генерала Станислава Халлера, созданной для ликвидации прорыва Конармии Буденного в район Замостья (польское прочтение: Замосць, Люблинское направление). Боевое крещение бригады Яковлева состоялось 27 августа 1920 г. в сражении, именующемся в польской военно-исторической традиции «битвой под Комаровом» (Bitwa pod Komarowem), а в советской – рейдом Первой Конной армии на Замостье. Двигаясь в авангарде группы генерала Халлера, казаки Яковлева в районе местечка Тышовице (к югу от Замостья) вступили в соприкосновение с главными силами 4-й кавдивизии «красных» (начдив – С.К.Тимошенко, еще один будущий «красный маршал»). Вот как описывает завязавшийся бой С.М.Буденный: «…при подходе к Тышевцам разъезды 4-й дивизии завязали перестрелку с разъездами белогвардейской казачьей бригады есаула Яковлева. Казаки стали разбрасывать листовки, в которых содержался призыв к конармейцам переходить на сторону белых и бороться против большевиков «за самостийность» Дона и Кубани. В момент, когда, преследуя этих агитаторов, разъезды дивизии столкнулись в Тышевцах с бригадой Яковлева, около батальона польской пехоты перешло в наступление из Лащува. Хорошо, что подошли главные силы 4-й дивизии. 2-я бригада с ходу развернулась против пехоты, а белоказаков атаковала 1-я бригада». Далее следуют типичные для советской мемуаристки победные реляции о разгроме и бегстве врага, богатых трофеях (3 орудия, пулеметы, 200 лошадей) и даже о том, что есаул Яковлев якобы «застрелился» (!!!). Что касается последнего, то это либо фантазия, либо пущенная пленными казаками дезинформация с целью «прикрыть» командира. Вадим Яковлев продолжал командовать своей бригадой на протяжении всего ее существования; даже Исаак Бабель «оживил» его в бою 31 августа. Орудий в казачьей бригаде на тот момент, насколько известно, не было, а авангард 13-й польской пехотной дивизии (13. Dywizjа Piechoty) не успел подтянуть артиллерию, потому и не устоял против «красной» конницы. В остальном, победа «красных» не вызывает сомнения: уступив в жарком сабельном бою численно превосходящему противнику, казаки из бригады Яковлева под огнем пулеметных тачанок противника откатились за реку Хучва (приток Зап. Буга). Их потери были очень велики – по данным Буденного, до 300 чел. Не возымела желаемого успеха и пропагандистская акция есаула Яковлева: конармейцы не стали сдаваться, а вот изрядное число казаков действительно оказалось в большевицком плену.

Потеряв связь с опергруппой Халлера, поредевшая казачья бригада начала отступление на Замостье. С этим маршем озлобленных поражением людей связана одна из наименее приглядных страниц в истории бригады. Советские источники утверждают, что казаки Яковлева «выместили злобу за поражение» на жителях городка Комаров, где проживало много евреев. «Окружившие нас жители наперебой рассказывали о страшных злодеяниях, чинимых белогвардейцами из бригады есаула Яковлева, - пишет С.М.Буденный. - Казаки устроили в Комарове жестокий погром. Они изнасиловали большинство женщин и девушек, вырезали 30 еврейских семей». Историография польской еврейской диаспоры признает, что в Комарове казаки «допустили произвол» в отношении евреев. Разгорелась стычка с местной еврейской молодежью, среди которой были военнослужащие Войска Польского; с обеих сторон появились погибшие. Казачьи и польские офицеры быстро взяли ситуацию под контроль и обещали сурово наказать виновных (когда каждый боец был на счету, в исполнение этого обещания верится с трудом). К сожалению, воинствующий антисемитизм был присущ многим казакам в начале ХХ в. Гражданская война в России знает немало примеров их участия в еврейских погромах. Можно предположить, что бойцы Яковлева не являлись исключением, да еще находились под психологическим влиянием неудачного боя. Но было бы ошибочным судить о масштабах происшедшего в Комарове по рассказу Буденного. Красный командарм, кстати, сам оговаривается, что не видел следов погрома, а узнал о нем со слов жителей деревни, в которой стоял его штаб.

Выдержав у местечка Шевня еще один бой с преследовавшими их частями 11-й кавдивизии (начдив Ф.М.Морозов), казаки есаула Яковлева 29 августа отступили в Замостье. Этот небольшой город стал в последних числах августа основным объектом наступления Первой Конной. Бригада быстро привела в порядок свои растрепанные сотни и в пешем порядке заняла оборону на восточных окраинах города. Учитывая, что силы защитников Замостья ограничивались 31-м пехотным полком (31 Pułk Piechoty) и другими разрозненными подразделениями 10-й пехотной дивизии Войска Польского, прибытие казаков оказалось очень кстати. До вечера 31 августа они принимали активное участие в обороне города, отражая отчаянные атаки «красных». Когда положение защитников окруженного с трех сторон города стало критическим, на подступах к нему стали концентрироваться для решающей атаки большие массы конницы одной из сильнейших в Конармии 6-й кавдивизии (начдив И.Р.Апанасенко). Есаул Яковлев решился пойти на рискованный маневр, в излюбленном казачьем боевом стиле встретив атаку противника военной хитростью. Несколько сотен уцелевших казаков в конном строю двинулись навстречу противнику, насчитывавшему не менее пяти тысяч сабель (штатная численность кавдивизии РККА на 1920 г. определялась примерно в 9,5 тыс. чел., однако реальные части, по воспоминаниям современников, редко дотягивали до нее). Официальная историография 31-го пехотного полка Войска Польского (Feliks Libert. Zarys historii wojennej 31-go Pułku Strzelców Kaniowskich) повествует о том, как его командир капитан Миколай Болтуц заметил Яковлеву, что приказа на контратаку из штаба 10-й дивизии не поступало. Казачий офицер ответил: «Мне приказ - только Бог, а моим казакам - только я!». Лучшей характеристики этому человеку, наверное, не нужно. Польские «жолнежи» проводили «братьев-казаков» восторженными криками и «поклялись, что в свой час сумеют умереть не хуже». Но казаков ждала не геройская смерть, на которую они пошли с мрачной решимостью, а неожиданный успех.

Подробности блестящей победы бригады Яковлева 31 августа при Чесниках близ Замостья подробно описаны и польскими историками, и Исааком Бабелем в его «Конармии». Выстроив своих малочисленных казаков практически в парадном строю на возвышенности, Вадим Яковлев заманил конармейцев под огонь своих пулеметов. Свинцовый град, обрушившийся на передовые эскадроны 6-й кавдивизии с близкого расстояния, нанес им большие потери в людском и конском составе и привел в полное расстройство. Исаак Бабель особо упоминает, что мобилизованные казаки, составлявшие значительную часть дивизии, после этого повернули коней и бежали с поля боя. Храбрецы из числа «старых конармейцев», прорвавшиеся сквозь огонь пулеметов, были встречены казаками в шашки и также отброшены. Беспорядочное отступление 6-й кавдивизии продолжалось несколько километров, хотя казаки есаула Яковлева благоразумно удержались от преследования. Замостье выстояло еще один день.

Тем временем, крупные польские и украинские силы, действовавшие во фланги Первой Конной, поставили ее под угрозу окружения. Пришедшее известие о тяжелом поражении главных сил «красного» Западного фронта под Варшавой заставило Буденного отдать приказ об отступлении. Первая Конная сняла осаду Замостья и с тяжелыми боями пробилась обратно за Буг. В ликвидации поляками и их союзниками прорыва самого боеспособного и славного соединения Красной армии небольшую, но яркую роль сыграли терские и донские казаки есаула Яковлева. Жители Замостья (в т.ч. еврейская община города, с которой у казаков на сей раз сложились вполне дружественные отношения) встречали их как героев. После этого бригада, понесшая большие потери в людском (около половины личного состава) и конском составе, была отведена с фронта в район Люблина для пополнения и переформирования.

Громкая боевая репутация бригады Яковлева привлекла в нее поток новых казаков-добровольцев, позволивший к осени не только покрыть убыль в личном составе, но и развернуть ее численность до полутора тысяч бойцов. Польское командование, традиционно уважало доблесть, особенно столь живописную. Оно начало в некоторой степени покровительствовать Вадиму Яковлеву, более щедро выделяя ему необходимые вооружение, коней, снаряжение и прочие боевые материалы. При прежней структуре в бригаде была сформирована артиллерийская батарея. Одновременно с укреплением своих полков, есаул был вынужден отчаянно маневрировать на политическом фронте, стараясь сохранить приверженность своей бригады идеям казачьей «самостийности». Для этого ему пришлось «отбрить» Бориса Савинкова, возглавлявшего эмигрантский «Русский политический комитет» и смыкавшегося с ним генерала Булак-Балаховича. Исаак Бабель, назвавший яковлевских казаков «савинковцами», ошибался: отношения между есаулом и Савинковым были крайне напряженными, о чем последний и написал в своих воспоминаниях (Савинков Б.В. «Русская Народная Добровольческая армия в походе»). Осенью 1920 г. бригада Яковлева присоединилась к вооруженным силам УНР: сторонники С.М.Петлюры, боровшиеся за независимость Украины, относились к казакам-сепаратистам более толерантно, чем «великороссы» из руководства «белых». На украинской службе яковлевцы были объединены в Сводную казачью дивизию с еще одной казачьей бригадой, перешедшей к петлюровцам из Войска Польского – Донской бригадой есаула Александра Сальникова.

Биография этого офицера также ясна не до конца. Польский историк Я.Гданьский приводит косвенные свидетельства, что Сальников мог являться бывшим командиром Красной армии, перешедшим на польскую сторону 31 мая 1920 г. вместе с бойцами 3-й Донской бригады 14-й кавдивизии из Конармии Буденного. Адъютант же генерала Бредова Циммерман упоминает о неком есауле Сальникове из штаба генерал-майора Склярова; возможно, это и есть будущий комбриг на польской службе.

Бригада Александра Сальникова формировалась в городе Хрубешув (Грубешов) близ Люблина и состояла из Донского полка войскового старшины Д.А.Попова (несмотря на очевидное старшинство в чине, он подчинялся есаулу) и конной батареи есаула И.И.Говорухина. Это соединение отличала превосходная экипировка: есаул Сальников умел убедить интендантов Войска Польского раскошелиться. В отличие от яковлевских казаков, гордо носивших свою прежнюю поношенную форму, сальниковские бойцы получили новое казачье обмундирование с оказавшихся в распоряжении Войска Польского складов бывшей Российской императорской армии. В выполнявших правительственные заказы по изготовлению польских знаков различия мастерских были произведены и таковые для бригады Сальникова; автором проекта был подъесаул Петриков. По сведениям польского историка Я.Гданьского, униформа казаков бригады была следующей: гимнастерка и шинель российского образца (у офицеров – «френч» с четырьмя карманами), кавалерийские сапоги со шпорами (вероятно, польские интенданты не знали, что казаки традиционно не пользовались шпорами) или ботинки с обмотками, казачьи шаровары с красными лампасами, папаха с синим (голубым) матерчатым верхом (перекрещен красным сутажом), синие погоны с красным кантом для нижних чинов (лычки урядников – белые), золотые – для офицеров. Кокарда бригады представляла собой дореволюционный образец, поверх которого было наложено изображение двуглавого орла – в духе революционных лет уже без короны. На левом рукаве бойцы бригады носили нашивку в форме щитка, напоминавшую принятую в «цветных» частях Добровольческой армии, с изображением различных символов казачьей геральдики: оленя, пронзенного стрелой, бунчука и булавы. Нашивка была синей, с узорчатой красной каймой и надписью славянской вязью: «Донцы». Снаряжение, в т.ч. конская сбруя, также были «первого срока».

Интересной деталью являлись полученные бригадой американские седла «типа 350», первоначально изготовленные в США для Мексики, но отправленные в Польшу в качестве военной помощи. Вооружение бойцов Донской бригады есаула Сальникова состояло из кавалерийских карабинов, пистолетов или револьверов для офицеров и вспомогательного персонала, российских шашек образца 1881 г. (те из казаков, кто имел собственные шашки, могли носить их) и пик без флюгеров. Конский состав был выделен из реквизированных у группы генерала Бредова лошадей и оценивался как «неплохой». К моменту отправки на фронт в конце августа 1920 г. бригада насчитывала 30 офицеров и юнкеров, а также 424 нижних чина (вскоре пополнена соответственно еще 36 и 239). Она располагала семью пулеметами и четырьмя орудиями. По сравнению с испытывавшей недостаток практически во всем бригадой Яковлева, бригада Сальникова представляла собой просто образцово-показательное соединение.

В последних числах августа бригада была направлена на фронт – в распоряжение 3-й польской армией, в командование которой примерно в эти же дни вступил генерал Владислав Сикорский (впоследствии глава польского правительства в эмиграции во Второй мировой войне). До подписания перемирия (12 октября 1920) «сальниковцы» успели принять участие в боевых действиях, сначала – против «красных» на Брест-Литовском направлении, а на завершающем этапе войны – против литовских войск. Однако большую часть времени генерал Сикорский продержал казаков в оперативном резерве. Возможно, он действительно желал располагать мобильной и боеспособной конницей на случай чрезвычайных ситуаций на фронте; но, быть может, просто решил поберечь иностранцев на польской службе в чисто политических целях. Вообще, польское фронтовое командование, что бы о нем не писали впоследствии, всегда относилось к казачьим частям вполне корректно.

По окончании активной фазы боевых действий бригада есаула Сальникова также перешла в вооруженные силы УНР. В составе украинских частей во время Советско-Польской войны находилась и «собственная» казачья часть. Это был Донской полк с «включенной» артбатареей, который создал есаул 42-го Донского казачьего полка «бредовской» группировки М.Ф.Фролов из военнослужащих своего бывшего дивизиона, не пожелавших интернироваться. Из бригад Яковлева и Сальникова, а также этого полка в октябре 1920 г. была сформирована Сводная казачья дивизия. Ее состав был таков: три казачьих полка (два донских и один кубанский) и артиллерийский дивизион, общей численностью до 3 тыс. чел. Я.Гданьский сообщает, что командиром дивизии, как наиболее опытный командир, был назначен Вадим Яковлев. Вероятно, он был произведен в чин полковника. Это утверждает Эдуард Шульгин в статье «Конь вороной под польским седлом». Сводная казачья дивизия была пополнена украинскими кадровыми военнослужащими, в т.ч. на должность командира 2-го казачьего полка прибыл полковник Саулевич.

В Войске Польском за время войны была сформирована еще одна часть, которую можно отнести к казачьим – «Волчий» добровольческий полк, укомплектованный казаками – бывшими военнопленными Первой мировой, оказавшимися на польской территории к моменту провозглашения независимости, а также русскими колонистами. Позднее полк, понесший большие потери в ходе решающей для хода войны битвы за Варшаву, был расформирован. Его кадры были направлены в другие казачьи или российские части.

В конце сентября, то есть до окончания боевых действий, на польской территории было начато формирование российских, в т.ч. казачьих частей, подчинявшихся непосредственно главнокомандующему ВСЮР генералу Врангелю. Договоренность об этом была достигнута между польским правительством и Врангелем и оформлена 20 сентября 1920 г. приказом №3667 о создании «3-й Русской армии» (1-я и 2-я действовали в Северной Таврии). Кадрами для нее должны были послужить военнослужащие «бредовской» группировки, которые оставались в Польше после ее эвакуации в Крым (эвакуироваться смогли всего 7 тыс. чел. с частью вооружения и воинского имущества), вывезенные на польскую территорию из Прибалтики остатки Северо-Западной армии «белых») и военнопленные красноармейцы. «Всем русским офицерам, солдатам и казакам, как бывшим на территории Польши раньше, так и перешедшим в последнее время к полякам из Красной армии – вступить в ряды 3-й Русской армии и честно, бок о бок с польскими и украинскими войсками, бороться против общего нашего врага, идя на соединение с войсками Крыма», - гласил приказ. Командующим армией был назначен генерал Б.С.Пермикин, которого Савинков вполне верно характеризовал как слишком молодого и честолюбивого офицера, не имевшего опыта командования таким крупным соединением. К тому же времени на развертывание частей 3-й армии явно не хватило. До завершения советско-польских боевых действий они так и не успели выступить на фронт. К моменту подписания перемирия в составе 3-й армии была сформирована Сводная казачья дивизия (не путать с одноименной на службе УНР) генерала В.А.Трусова. В ее состав входили Донской атамана Краснова казачий полк (ком-р полковник Л.Я.Духопельников), Оренбургский и Уральский казачьи полки, Кубанский дивизион и Донская артбатарея. Все части и подразделения дивизии, по воспоминаниям современников, испытывали острую нехватку личного и конского состава, имели старое изношенное обмундирование, а боевой дух после всех поражений «белых» и перенесенных невзгод был явно не на высоте. Согласно польским данным, за период формирования более 350 казаков перебежали в казачью дивизию УНР, а именно в Донскую бригаду Сальникова, известную своим отличным снаряжением и неплохим обеспечением.

Младший урядник Донской казачьей бригады есаула А. Сальникова. Рисунок подъесаула Петрикова  

Обзавелся казачьими подразделениями для своей «Русской народной добровольческой армии» и Булак-Балахович, в отрядах которого по состоянию на октябрь 1920 г. насчитывалось 428 оренбургских казаков.

Казачьи части УНР, 3-й Русской армии и «балаховцев» приняли участие в октябрьском боевом походе этих формирований на советскую территорию. Он имел место уже после официального окончания боевых действий Советско-Польской войны, однако «единство места и времени» позволяет тесно увязать эти два события. Согласно условиям прелиминарного советско-польского мирного соглашения российские и украинские соединения подлежали, разоружению, интернированию и последующей демобилизации как «иностранные войска». Они не имели иного шанса продолжить борьбу против большевиков, как начать собственное отчаянное наступление по трем направлениям - на Черкассы, Житомир и Гомель-Речица-Мозырь. В идеале, это наступление должно было привести к возрождению УНР, созданию Белорусского государства и «Российской демократической республики». Однако октябрьский поход завершился полным провалом. Роковую роль сыграло отсутствие единства между участниками похода (доходило до отрытых стычек между «пермикинцами» и «балаховцами», Б.Савинков стремился к политическому лидерству, что не нравилось «белым» и т.п.). К тому же антисоветские настроения местного населения были явно переоценены, а быстрая мобилизация крупных сил Красной армии (переброска войск из Крыма) позволила большевикам вскоре достичь решающего численного превосходства. После первых незначительных успехов, 3-я Русская армия и войска УНР потерпели ряд серьезных поражений и были вынуждены с боями отступить обратно в Польшу. Казачьи части сражались в ходе этой скоротечной кампании традиционно храбро, но в целом неудачно и со значительными потерями. Особенно чувствительной была убыль в офицерском составе. В частности, 15 октября погиб командир 2-го полка «украинской» казачьей дивизии полковник Саулевич, а в «российской» дивизии вышли из строя более четверти всех офицеров.

Булак-Балаховичу сопутствовал несколько больший успех, и «красным» удалось «выгнать» его из Белоруссии только в ноябре 1920 г. При этом «балаховцы» оставили после себя особенно недобрую память, отметившись многочисленными зверскими расправами над еврейским населением и сторонниками Советской власти. Некоторые исследователи (Эдуард Шульгин) выдвигают версию, что лихая казачья бригада Вадима Яковлева, отличавшегося непримиримой ненавистью к «красным», при отступлении армии УНР «оторвалась» в самостоятельный рейд. Якобы она действовала на территории Белоруссии до ноября 1920 г., при чем совместно с «балаховцами». Последнее сомнительно, т.к. Яковлев и Булак-Балахович друг друга терпеть не могли. Польские же источники утверждают, что «украинские» и «российские» казачьи части пересекли польско-советскую границу во второй половине октября 1920 г. «в полном составе и в наибольшем порядке, который только возможен среди потерпевших поражение войск».

В послевоенной Польше казаков, как и других российских и украинских военнослужащих, снова ждало разоружение и «военное интернирование». Однако сложившаяся во время Советско-Польской войны история боевого содружества между польскими войсками и их украинскими, казачьими и российскими союзниками существенно смягчила позицию Варшавы. Выпущенная польским военным министерством инструкция предписывала: «Принимая во внимание, что отряды армии УНР и русские добровольческие и казачьи отряды до последнего времени сражались совместно с польской армией как войска союзные…, с военно-интернированными следует обращаться дружественно и доброжелательно, как в частных, так и в служебных отношениях...». В отношении казаков польским командованием были сделаны особые распоряжения, подчеркивавшие их самостоятельный статус. Их предписывалось размещать отдельно, учитывая «принадлежность офицеров и рядовых (казаков) к национальным или казачьим частям». Разумеется, условия содержания интернированных в разоренной войной небогатой Польше на деле оказались достаточно суровыми, однако они были многократно лучше катастрофического положения пленных красноармейцев.

После окончания интернирования многие из тысяч оказавшихся в Польше казаков отправились в поисках лучшей доли в Западную Европу, в Чехию или на Балканы, в целом повторяя пути расселения российской эмиграции после Гражданской войны. Некоторые вернулись в Советскую Россию, зачастую – прямо под зловещий молот большевицких репрессий. На территории Польши также осталось большое число казаков, потомки которых и по сей день дают пример замечательной казачьей самоорганизации. Отношение простых поляков к ним, за редкими исключениями, всегда было ровным и дружелюбным.

Михаил Кожемякин