Сусловское дело
Вспомним храброго Комкова,
Вспомним Суслова-отца;
Мы у Гребня все готовы
Служить правдой до конца.
Гребенская песня
В годы многолетней войны на Кавказе военнослужащие
Отдельного Кавказского корпуса и казаки, которые взаимодействовали с
регулярными частями, совершили немало личных и коллективных подвигов. К
сожалению, в большинстве случаев описание этих боевых эпизодов, а также имена
героев не сохранились до наших дней. Но об одном из них стоит всё-таки
обязательно упомянуть. Эпизод вошел в историю Кавказский войны, Русской
Императорской армии и гребенского казачества как «Сусловское дело».*
По воспоминаниям участников и современников, события разворачивались следующим образом. Около 5-ти часов утра 24 мая (6 июня по новому стилю) 1846 года в станице Червленной раздался звук набатного колокола. Как обычно, через несколько минут все казаки собрались у гауптвахты. От нарочного, прибывшего из станицы Шелкозаводской, они узнали, что большая конная партия чеченцев стоит под Ак-Булат-Юртом и принуждает его жителей оставить аул и переселиться в горы. Командир Гребенского полка Александр Алексеевич Суслов объявил князю Гагарину: «Я получил от начальника фланга приказание немедленно собрать казаков и следовать с ними через Амир-Аджи-Юртовскую переправу к укреплению Герзель-Аул, где находится наблюдательный отряд подполковника Майделя, и присоединиться к нему. А потом, как будут прибывать сюда на тревогу казаки, так извольте направлять их по указанной мною вам дороге; они хорошо знают ее».
Горцы в походе
Когда казаки проезжали мимо станицы Шелкозаводская, с балкона
своего особняка их заметил местный помещик, офицер в отставке, гвардии капитан
Аким Акимович Хастатов, который частенько ради любопытства выезжал на тревоги
вместе с казаками.
— Куда скачете, Александр Алексеевич? — спросил он Суслова.
— На тревогу, а куда, и сам не знаю! — отрывисто крикнул
тот, проскакав вперед по улице.
— Стой, казак! — повелительным голосом Хастатов остановил
одного из задних гребенцов. — Давай сюда коня!
И недолго думая, с одною тростью в руках он перепрыгнул через
балюстраду своего балкона и вскочил на казачью лошадь. Без оружия, в одном
летнем пальто и панаме-шляпе он помчался во весь опор, чтобы догнать своего
приятеля Суслова.
Майор Суслов послал к Ак-Булат-Юрту резерв, а сам согласно
полученному предписанию направился к Амир-Аджи-Юрту. Здесь он узнал, что партия
чеченцев прошла уже обратно мимо Амир-Аджи-Юрта и потянулась к Качкалыковскому
хребту.
На другой день стало известно, что майор, 82 казака (75
гребенских, 7 казаков 20-го Донского полка) и 7 офицеров попали в засаду и
спаслись только благодаря отряду Майделя, который следовал за чеченцами. Вот
как это случилось.
Приехав на Амир-Аджи-Юртовскую переправу, майор Суслов
переправился первым с 40 казаками. Командование над остальными он поручил есаулу Комкову. Ему было
приказано следовать за майором по дороге к мирному аулу, жителей которого
забрала чеченская партия, возглавляемая Качкалыковским наибом Батой Шамурзаевым.
А зауряд-хорунжий Груняшин получил приказ майора следовать с 10-ю казаками в
прикрытии 2-х конных орудий по дороге на Герзель-Аул и присоединиться к отряду
Майделя. Задача чеченцев состояла в прикрытии обоза из 400 арб мирных жителей
Ак-Булат-Юрта и других кумыкских селений.
Шамилю три раза удавалось уговаривать мирных жителей переселиться
в горы, но уходившие в скором времени возвращались обратно.
Проскакав со своими казаками версты две около берега, майор увидел тянувшиеся вдали, без всякого прикрытия, арбы с имуществом мирного аула, уходившего в горы. Но он и не подозревал, что это было сделано чеченцами, с целью завлечь казаков в засаду. От Терека шла глубокая балка под углом к реке, так что с берега невозможно было видеть скрывшихся в ней горцев.
Встреча казака с горцем
Проехав некоторое расстояние рысью, казаки заметили
несколько чеченцев, которые, поднявшись на высокий бугор, пристально
рассматривали казачий отряд. Суслов, заметив это, пригрозил им нагайкой,
приговаривая: «Вот я вам дам, шельмецы!».
Вскоре несколько дальше, на другом бугре показались чеченцы,
но уже в большем количестве. Майор также стал грозить им. Чеченцы, оценив
истинное количество казаков, появились всей своей массой и открыли редкий огонь
из винтовок, не причиняя вреда казакам. Суслов оценил опасность как серьёзную и
стал выкрикивать: «Ребята, не робей! Ребята, не робей!». Комков, находившийся
на левом фланге, порысил на правый, к Суслову, обсудить сложившуюся обстановку.
О чем они говорили, осталось неизвестно, но после окончания
разговора Комков резко повернул коня, ударил нагайкой и стремительно поскакал
обратно на левый фланг. Не доехав до конца, он сильно озлобленный, закусив
губу, повернул коня и стремительно поскакал к Суслову. Подскочив к командиру,
он, нисколько не смущаясь присутствия казаков, закричал на Суслова: «Ей- ей,
разобьют!». На что Суслов ему ответил: «Ну что же, Афанасий Федорович, давай
подадимся в дубья!». Комков обнажил шашку и прямо сказал, что изрубит его, если
он попробует сделать это: «Как это в дубья мы подадимся? Вы забыли, что из
Червленной сюда мы проскакали до 50 верст, да такие борозды, разве можно на наших
лошадях туда проскакать? Сделав паузу, Суслов сказал: «Делайте, как знаете!».
Комков, выехав на середину отряда, крикнул: «Братцы, в коррею!». Казаки только
и ждали этой команды, мигом они слезли с лошадей, поставили их в плотное кольцо
— и сразу упали на колени, на прощение… Глянув на казаков, Суслов испуганно
крикнул: «Что вы, поробели, братцы? – «Нет», — сказал Комков, — «у
старообрядцев принято перед боем вычитывать молитву (Прости меня, отче святой).
Вот они и вычитывают молитву перед боем. А! Ну, пусть молятся», — сказал
безразлично Суслов. После молитвы казаки встали, подошли каждый к своей лошади
и открыли огонь по чеченцам.
Смотрите, вот они толпами
Съезжают медленно с холмов
И расстилаются роями
Перед отрядом казаков.
Смотрите, как тавлинец ловкий
Один на выстрел боевой
Летит, грозя над головой
Своей блестящею винтовкой…
Первый залп казаков, сделанный почти в упор нападавшим, был
очень метким и ошеломил чеченцев, они отступили, оставив много убитых. После
второй, также неудачной атаки, чеченцы уже не хотели идти вновь под казачьи
пули, так что пришлось их заставлять идти в атаку угрозами, причем двоих
разъяренный Бата ударил шашкой. После 3-х неудачных атак пыл атакующих заметно
остыл, к казакам стали подскакивать лишь самые отчаянные храбрецы, и многие из
них падали сраженные казачьими выстрелами. Во время чеченских атак казаки
стреляли через ружье, т.е. один стрелял, а сосед его заряжал, тем самым была
увеличена скорострельность.
Еще с большим остервенением бросились чеченцы на гребенцов,
но казаки, подпустив на пистолетный выстрел, встретили их свинцом в упор так
удачно и метко, что вся толпа со значительной потерей отступила назад. Опять
чеченцы открыли огонь и нанесли казакам значительный урон пулями. Суслов и
офицеры всячески старались поддерживать в казаках геройский дух. Хастатов с
начала боя грозно и картинно размахивал своею тростью, а теперь схватив
винтовку убитого казака, также залег за тушей лошади. После этого последовало
еще 6 самых отчаянных атак, но десница Всевышнего еще охраняла оставшихся в
живых воинов.
Между тем, чеченцы стали окружать казаков со всех сторон;
казаки подпустили их на расстояние шагов 100 и затем начали перестрелку.
Чеченцы тоже спешились. К счастью, выручил случай; у казака Скачкова еще в дороге
лопнула седельная подпруга, он остановился и стал эту подпругу перевязывать. В
это самое время случилось нападение чеченцев на казаков, и казак это видел. Его
же не заметили, так как он находился в отдалении. Этот казак тотчас же поскакал
назад, на Амир-Аджи-Юртовскую переправу, и сообщил о случившемся
Груняшину. Груняшин, зная, что по
направлению к укреплению Герзель-аулу на подходе отряд под командованием
Майделя, оставил два порученные ему орудия в Амир-Аджи-Юртовском укреплении, а
сам с 10 казаками поскакал по дороге на Герзель-аул в надежде найти какую-либо
помощь. Чтобы отыскать отряд Майделя, ему необходимо было проскакать от 15 до
20 верст и времени потратить немало. Меж тем у казаков с чеченцами продолжалась
перестрелка.
В самом же начале белая лошадь Суслова была убита наповал.
Воспользовавшись этим, Суслов, который свалился с нее, объявил, что он ранен. В
это время было некогда подавать помощь раненым, все средства были обращены на
самооборону, а потому на рану майора никто даже не обратил внимания до самого
окончания дела. Есаул Комков, как старший, принял на себя командование.
Перестрелка шла оживленная; казаки стояли прикрытыми, за лошадьми, отчего
большая часть из них были ранены в ноги.
Перестрелка продолжалась более часа, большая часть казаков была ранена, но они продолжали заряжать ружья и отстреливаться. В числе раненых оказался полковой адъютант зауряд-хорунжий Федул Федюшкин. «Ты ранен?» — спросил один из казаков Федюшкина. «Да, нога раздроблена», — отвечал он. «Уцепись за меня, за свою лошадь, цепляйся, за что можешь, но не падай, тебя знают как самого храброго из нас; если ты упадешь, то подумают, что ты убит, а это напугает наших». «Будьте спокойны», — ответил Федюшкин, — «я не упаду». И действительно, он оставался на ногах до конца боя, найдя точку опоры только в своей храбрости. Через полтора часа боя из 91-й лошади 70 было убито, казаки сделали из них завал как бруствер, продолжая из-за него отстреливаться. Это обстоятельство, может быть, и помогло казакам — когда чеченцы шли в очередную атаку, лошади их пугливо отскакивали от убитых казачьих лошадей, упирались и дальше не шли.
— Православные братья-станичники! — зычно кричал Комков, —
не падайте духом! Господь за нас… Кто из пораненных еще в силах помочь, заряжай
винтовки и подавай их тем, кого Бог за грехи еще терпит!
И по примеру молодца есаула, как воскресшие мертвецы,
поползли раненые с винтовками в руках, страшно изувеченные, еле дышащие…
Но вот горцы опять столпились и стали окружать казаков.
Раздался душераздирающий гик вместе с топотом нескольких тысяч конных ног,
засверкали в воздухе блестящие клинки, все смешалось в чудовищную массу и
обрушилось, как стена. "С нами сила крестная и непобедимая, станичники! Не
поддавайся нехристям!” — послышался опять голос Комкова. И эта благодатная и спасительная сила еще раз
отстояла приговоренных к смерти. Потеря в это время достигла свыше 50 человек
из 85. При отражении одной из атак старогладковский казак урядник Вилков ловким
ударом шашкой сумел отрубить руку у нападавшего чеченца.
Положение было безнадежным, много людей уже выбыло из строя,
помощи ждать было неоткуда. Местность глухая, неприветливая – обожженная степь
с выгоревшей травой, зловещие курганы, палящее небо. Обстановка всегда влияет
на человека, особенно в такие минуты. Один казак не выдержал и уныло заметил:
«Господи, чем-то это все кончится, что с нами будет?!». Возле него стоял
помещик Хастатов. «Как тебе не стыдно», — сказал он казаку, — «если все станете
молиться да причитывать, кто же будет стрелять? Посмотри на себя и на меня: у
тебя есть ружье, а у меня – ничего нет, кроме нагайки. В тебя, может быть, и не
прицеливаются, а в меня, наверное, раз 100 уже целились – а я же ведь не
плачу!».
Однако, не видя помощи, казаки заметно стали падать духом. В
этот критический момент боя Аким Акимович попросился выйти из каре по нужде.
Это возбудило общее внимание; его уговаривали не выходить, оставаться под
защитой, но на Акима Акимовича не подействовали никакие увещевания. Он
хладнокровно вышел из рядов и прямо под выстрелами чеченцев исполнил то, что
требовала его природа. Прозвучало много неприятельских выстрелов, но, к
удивлению всех, он остался цел, невредим и спокойно вошел обратно в каре.
Эпизод вызвал общий смех среди казаков и послужил восстановлению бодрости духа.
Вскоре услышан был гул пушечного выстрела, который служил сигналом помощи. Груняшин отыскал отряд Майделя и объявил ему о положении казаков. Майдель давно слышал ружейную перестрелку, но думал, что это делается с целью заманить их в засаду. Поэтому оставался на месте до получения приказа. Когда объявили, что атакован майор с казаками, то армейцы заявили, что казаков не следует выручать, так как они умышленно оставили без помощи подполковника Ронжевского, который был убит со всей своей командой. Однако Груняшин убедительно сказал, что кроме майора погибают совершенно другие, невинные в том люди. Тогда отряду приказано было тотчас же двинуться на выручку и, по просьбе Груняшина, был дан вестовой выстрел из орудия. Отряд Майделя поспешил навстречу беглым шагом; все это с проволочками заняло почти 2 часа времени.
Егор Иванович Майдель
Через несколько лет Бата Шамурзаев, перейдя на сторону
русских, рассказывал о подробностях боя червленскому казаку полковнику Ивану
Ефимовичу Фролову. По словам Баты, чеченцы с кургана сосчитали всех до одного
казаков и уже числили их своей верной добычей. В этом была ошибка Суслова,
который построил всех казаков в одну цепочку. Когда казаки отбили успешно
несколько атак, Бата забеспокоился, что спешившие на помощь Суслову войска из
Куринского отрежут ему путь через Качкалыковский хребет, который в то время был
покрыт таким частым и густым лесом, что имел тропы лишь в нескольких местах.
Одна дорога проходила около Гудермеса, куда был отправлен обоз, а затем
отступил и сам Бата.
Когда показался отряд Майделя, да еще с артиллерией, чеченцы
сразу же отступили. Майор Суслов мгновенно воскрес и оказался не раненым, а
совершенно здоровым; только верх его папахи был действительно простреленным.
Пролежав все время боя за верным щитом — своей убитой лошадью, он вновь принял
командование, при этом обнимал и целовал Груняшина, называя его спасителем. **
Что произошло после боя, можно восстановить по воспоминаниям
участника боя казака Щедринской станицы Абросима Ивановича Широкова. «Когда
отошли чеченцы», — вспоминал он, — «скоро, скоро стал раздеваться Афанасий
Федорович (Комков). Я смотрю, что же это он ранен что ли, раздевается смотреть
рану. Так нет: такой он веселый. А он снял с себя рубаху, перервал её на куски
и прокричал: — Ну, ребята, у кого что есть – не пожалейте. Это вот, больше у
меня ничего нет. Перевяжем своих раненых товарищей! Я тоже отвернул полы и по
пояс оторвал подол своей рубахи. Чем Бог послал перевязали товарищей и стали
собираться в обратный путь.
Лошади не все были здоровы, тяжелораненые, лежали. Были
больше всего ноги перебиты, как у людей, так и у лошадей. Суслов велел
тяжелораненых коней прирезать, чтобы они не мучились. «Руки не подымаются
прирезать своих товарищей», — отвечали мы, — «Пусть басурманы прирежут их». А
когда мы тронулись обратно к переправе, Милостивый Господи! Удивление! При
смерти, казалось, кони лежали: стали силоваться, ржать, почти все повставали;
которые на 3-х и даже на 2-х ногах ковыляли за нами. Все мы диву дались. Какие
дела! Что бы знали кони, однако не хотели оставаться на басурманской стороне».
Убитых было 4 казака (3 гребенских, червленцы Никон Урахчин, Фрол Янхотов, Рамазин из ст.Шелковской , 1 донской казак, 2 тяжелораненых (они впоследствии умерли от ран). Остальные 49 казаков (43 гребенских и 6 донских) были ранены большей частью в ноги. Среди раненых офицеров были хорунжии: Федул Филиппович Федюшкин ранен «ружейной пулей в левое бедро навылет», Григорий Устинович Байсунгуров ранен «ружейной пулей в голень левой ноги, правую сторону бедра с внутренней стороны, и контужен в спину ниже лопатки», Григорий Рамазин, Афанасий Титович Палашкин ранен «пулей в правое плечо, контужен пулей в бедро и обе ноги» , зауряд-хорунжии — Евтей Петрович Рогожин и Семен Янхотов. Невредимыми остались есаул Афанасий Федорович Комков и зауряд-хорунжий Иона Данилович Груняшин, майор Александр Алексеевич Суслов, капитан Аким Акимович Хастатов и 7 казаков.
Установлены имена нескольких раненых казаков, это Карпушкин
Венедикт Михайлович – «ранен ружейной пулей в левую ногу на вылет», Влас
Ефимович Фролов «ружейной пулей в стопу правой ноги с повреждением кости»,
Филат Иванович Пономарев «в правую ногу, пуля осталась не вырезана», Аким
Леонтьевич Фадеев «ружейной пулей в правую ногу», Осип Евсеевич Кулебякин,
Савелий Баданкин, Иван Гауров, Иван Стрельцов, братья Кирилл и Викул
Мишишовы, Тимофей (ранен в руку, а его
конь получил 7 пулевых ран и Матвей
Андреевичи Пронины. Из лошадей оказались ранеными 90 из 91. ***
Раненых казаков перевезли в ближайший госпиталь в станицу Щедринскую. Не доверяя искусству местных докторов, казаки с общего согласия вызвали чеченских докторов из Андреевского аула, которые и вылечили всех до одного, не прибегая к ампутации, несмотря на то, что некоторые имели по 3 и 4 раны с раздроблением костей. Генерал Александр Кулебякин в своем рассказе «Кунаки» подробно описывает, как его дядю (Власа Фролова) вылечил старый лекарь Юсуф из аула Брагуны, и как ему помогали кунаки отца, Эрис-хан, Бетти и Муслим. «Через два месяца Влас стал уже ходить на 2-х костылях. Прошел еще месяц, пуля не давалась. Тогда Юсуф сказал: — Далеко пошла; не достанешь – и стал заживлять рану. На 4-й месяц раненый обходился уже одним костылем, потом палкой и поправился, только пуля в ноге отзывалась, особенно в дурную погоду. Юсуф успокоил его, сказал, что когда она опустится еще ниже вдоль кости, то ее можно будет вырезать без особых трудностей. Через 5 месяцев Влас, слегка прихрамывая, явился к командиру полка и стал ездить верхом». После того, как Влас окончательно поправился, его отец Ефим Максимович за помощь, которую оказали кунаки, решил их отблагодарить, одарить как мог. «Старый лекарь Юсуф от вознаграждения отказался, заявив, что лечил по просьбе своего кунака Эрис-хана. Поэтому Ефим Лукьяныч подождал, когда он уехал и послал ему вслед своего коня с седлом и пару быков, запряженных в арбу с домашними припасами. Муслиму и Бетти отправили по ружью с золотой насечкой, а Эрис-хана одарили после».
Через две недели после боя стало известно, что майор Суслов
за этот бой награжден званием подполковника, потом полковника и орденом Святого
Георгия 4-й степени. Князь Воронцов, Кавказский наместник, написал ему письмо:
«Любезный Александр Алексеевич! Позвольте мне поздравить вас с получением
креста св. Георгия и просить Вас принять мой крест, пока Вы получите Ваш из
Петербурга. Вследствие рапорта генерала Фрейтага о Вашем геройском подвиге с
гребенскими казаками, состоящими под Вашим начальством, радость и удивление
распространились в Тифлисе; кавалеры ордена Георгия просили единодушно
наградить Вас этим орденом, столь уважаемым в российской армии. Я постараюсь
вознаградить всех бывших с Вами, особенно имея в виду почтенного майора
Комкова. Прощайте, любезный Александр Алексеевич. Моя жена сейчас вошла в
комнату и, узнав, что я пишу Вам, просит меня засвидетельствовать Вам ее
глубочайшее почтение».
В донесении № 238 от 29 мая 1846 года командующий левым
флангом Кавказской линии генерал-лейтенант Р.К. Фрейтаг сообщал: «В 1832 году
недалеко от того места, где теперь дрались герои гребенцы, полковник Волженский
с 3 сотнями был совершенно истреблен. Чеченцы до сих пор хвалятся этим и
указывают на место боя. Не похвалятся чеченцы настоящим боем, а внуки
теперешних казаков с гордостью смогут указать своим детям то место, где
подполковник Суслов с 80-ю молодцами выдержал честный бой и отпраздновал лихую
тризну в честь погибших».
Приводим выписку из приказа №89 от 9 августа 1846 года по
Отдельному Кавказскому корпусу о награждении орденом Святого Георгия 4-й
степени «За дело при укреплении Амир-Аджи-Юрт 24-го мая 1846 года», командира
Гребенского казачьего полка Суслова Александра Алексеевича.
«Отъехав восемь верст от Амир-Аджи-Юрта, казаки увидели на курганах неприятельские пикеты, и вместе с тем вся партия обратилась на подполковника Суслова. Пушечные выстрелы, возвещавшие тревогу на Кумыкской плоскости, прекратились, и всё скопище неслось на горсть казаков. Между постыдным бегством и честной смертью выбор был незатруднителен, — казаки спешились и 1500 чеченцев окружили их. Ни неистовые гики чеченцев, бросавшихся несколько раз на кучку казаков, ни нагайки которыми сотенные начальники и наибы погоняли чеченцев, не помогли им. Казаки стояли твердо. Потеряв ранеными всех офицеров и 54 казака, подполковник Суслов продолжал защищаться с 28-ю казаками. Чтобы не расстрелять напрасно патроны, которые почти уже были выпущены, велено было приготовить все пистолеты, как последнею защиту. Выстрелы казаков заметно начали редеть, а натиск чеченцев усиливался, но помощь была близка. После двухчасового боя, со стороны Амир-Аджи-Юрта прискакало 25 донских казаков, и вслед за тем от укрепления Куринского показалось еще 60 донцов. А за ними следовал подполковник Майдель с тремя ротами пехоты при двух орудиях. Видя это подкрепление, чеченцы потеряли всякую надежду на успех и ушли в горы. Чеченцы потеряли одними убитыми 20 человек и множество раненых».
Конечно, никому из участников боя не было известно
подробностей реляции, направленной командованию после боя, но все знали, что в
ней было сказано, будто казаки порезали кинжалами своих лошадей, устроили из
них баррикады и т.п. Всех казаков возмущали такие нелепости и явное, почти
бессовестное извращение истины, тем более что живы были все свидетели да, кроме
того, и раны, полученные казаками в ноги, явно говорили об истинном характере
обороны. Но спорить никто не осмеливался. «Прочитав в Инвалиде донесение об
этом деле и зная его настоящую суть, — писал князь Гагарин, — я пришел в ужас,
как можно так безбоязненно и открыто обманывать на свете Божьем, а тем более,
высшие власти! Неужели подобные действия остаются безнаказанными? И никому не
будет надобности обнаружить истину дела? Неужели этот обман так и должен
умереть, и быть передан за настоящий факт в жизнь исторической эпохи того
времени? Где же на свете истина тех справедливых идеальных надежд и радужных
грез о подвигах героев?».
Участники боя были удостоены самых разных наград, от орденов
до производства в следующий чин. На основании приказа №232 по Отдельному
Кавказскому корпусу от 11 октября 1846 года, сразу 6 урядников Иванов Иван,
Никифор Лачинов, Влас Фролов, Аким Фадеев, Григорий Филиппов, Филат Пономарев,
Парфентий Рябов были произведены в звания хорунжих. Зауряд-хорунжие: Федул
Федюшкин был награжден орденом Святой Анны 4-й степени и денежной премией в 100
рублей и получил очередное звание хорунжего, Афанасий Палашкин, Иона Груняшин и
Григорий Байсунгуров получил очередное звание хорунжего. Братья Комковы были
удостоены орденов, Афанасий — Святой Анны 2-й степени, а Константин — ордена
Святой Анны 4-й степени. Не остался без награды и гвардии капитан в отставке
Аким Акимович Хастатов, ему был пожалован орден Святого Владимира 4-й степени с
бантом.
Этим же приказом, особо отличившиеся казаки и урядники «За
оказанные отличия ими под начальством командира Гребенского казачьего полка
полковника Суслова, в деле против полчища горцев 24 мая 1846 года» 20 казаков
были награждены Георгиевскими крестами. Ранее, на основании приказом по
Отдельному Кавказскому корпусу №175 от
17 июня 10 казаков получили Георгиевские кресты.
Те участники боя кто уже имел Георгиевский крест, получили денежные премии в размере двух третей от жалования, таких оказалось семеро, урядники Евдокимов Леонтий, Рогожин Трофим, казаки Попов Ермил, Беляйкин Евсей, Лихиньков Иван, Крастелёв Василий и Рыжалин Иван.
Спустя месяц прислан был художник для написания портретов
всех участников боя 24 мая. Картина
известного живописца Василия Тимма, с бесчисленным количеством копий,
изображала отчаянный бой червленских станичников при натиске чеченцев. Когда Тимм представил написанное
им полотно на выставке в академию художеств, Государь предложил Наследнику
Цесаревичу и атаману всех казачьих войск приобрести эту картину и преподнести
ее в подарок Суслову, и она хранилась, как святыня, в его семействе. По мнению
участника боя Абросима Ивановича Широкова, картина Василия Тимма не отражала
реальностей боя, была не достоверна, и вызывала справедливую критику со стороны
казаков. «Как намалевали! Ведь ни на один волос не похожа картина на наше дело.
Руки я бы перебил, чтобы они не позорили наше дело да не плели чего сроду не
было. Под Ак-Булат-Юртом, да храбрый Суслов, да из убитых лошадей бруствер
выклали ….».
Кроме картины, запечатлевшей героический бой гребенцов, в память об этом событии осталась песня, которую сложили казаки.
Темной ночью зазвонили сильно в колокол большой;
Встрепенулася станица, нарушив ночной покой.
Жены бросились в конюшни оседлать борзых коней,
Чтобы дать мужьям возможность быть на месте всех скорей.
И все мчатся к колокольне … молодые, старики.
А на Тереке далеко слышны отзвуки стрельбы.
Не успели все собраться, уже Суслов прискакал,
И без строя понеслися, кто и как куда попал.
Двадцать верст уж проскакали, длинной лентою живой;
Каждый хочет отличиться, чтоб попасть в передний строй.
Живо Терек переплыли, за станицей Щедрином,
И совсем ведь позабыли, что тут близко есть паром.
Ак-Булат-Юрт миновали, видим всадников вдали,
Перестрелку завязали, они были таковы.
Тут-то мы, кто удалее, бьет нагайкой лошадей,
Отставайте, чья отстала, догоняй, чей конь сильней.
И все кучей налетели на засаду подлецов,
Пули вслед нам засвистели, огорошив молодцов.
Делать нечего уж было, стали строиться в каре.
Все замолкло и застыло, — каждый думал о себе.
Но Комков наш зычно крикнул: — «Положите лошадей!»
Точно все от сна очнулись, как-то стало веселей.
Полегли между конями, ружья вынув наголо,
И удачно отражали мы злодея своего.
Так мы бились три часочка под напором тысяч двух.
Не отдавши ни кусочка нами занятой земли
Комков, стоя и без шапки, посредине молодцов,
Всем кричал: «Не бойтесь, братцы! Не сломить им гребенцов!»
Хоть нас было меньше сотни, но дрались мы точно львы…
Стал патронов недостаток,- шашки вынули тут мы.
Славный Суслов приказал нам зарядить в последний раз
И в упор стрелять злодеев, чтобы знали они нас.
Притаив свое движенье, ждем отчаянный налет…
Что же видим? отступленье! Оттолкнулся вражий сброд.
Оказалося, что горцы услыхали дальний гул:
То спешили кабардинцы, — на подмогу Майдель дул.
Он ракетой вестовою уже подал свой ясак,
И чеченцы всей толпою отохлынули назад.
И мы все перекрестились, дружный сделав залп по них, —
Горцы в бегство обратились, нас оставили одних.
Много наших там побитых, раны нечего считать.
Слава древняя добыта, горцы будут ее знать.
Вспомним храброго Комкова, вспомним Суслова-отца;
Мы у Гребня все готовы служить правдой до конца.
Несмотря на то, что общая картина этого неравного боя в
целом известна, нельзя утверждать, что ход, место сражения**** и имена
участников полностью установлены.
Можно лишь быть уверенными, что в данной статье благодаря
свидетельствам участников и очевидцев удалось воссоздать события гораздо более
достоверно, чем в донесении генерал-лейтенанта Р.К.Фрейтага и живописном
произведении художника В.Ф. Тимма.
Остается только надеяться, что в будущем кому-то из
любителей казачьей старины попадется архивное дело, в котором изложены другие
неизвестные подробности этого боя, и будут обнародованы, наконец, имена всех героев-гребенцов.
Дополнения и примечания
* В 1846 году имам Шамиль приказал своим наибам тревожить
набегами аулы в так называемых «замиренных» районах, и если они пытались
противиться его власти, нередко уводил в горы жен и детей, что заставляло
мужское население поневоле следовать за ними. Таким образом, казаки, как
ближайшие соседи «мирных» горцев вынуждены были первыми оказывать им помощь.
** 24 числа подполковник Майдель увидел дым от пушечных
выстрелов на Сухом посту, а потом и в Амир-Аджи-Юрте. Не теряя времени, он
выступил из укрепления Куринское с батальоном пехоты, сотнею донских казаков
при 2-х орудиях, по направлению к Умахан-Юрту. Пройдя около 10 верст, он, на
курганах заметил пикеты чеченцев. Казаки, посланные на разведку, увидели
огромную конную партию, и едва подполковник Майдель успел подбежать к казакам с
пехотою, как вся партия завязала с ним перестрелку.
В это же время в Куринском укреплении началась сильная
канонада. Горцы выдвинули против башни одно орудие, и на всех высотах
показалась пехота. Подполковник Майдель, обнаружив, что вся конная партия
подошла уже к Качкалыковскому хребту и не видя более возможности нанести её
урон, поспешил обратно в укр. Куринское. Чеченская конница бросилась его
преследовать. Подполковник Майдель, пройдя верст 5, вновь услышал сильный
ружейный огонь, на этот раз по направлению из Амир-Аджи-Юрта. Он повернул туда
и обнаружил майора Суслова с горстью гребенцов, окруженных толпою чеченцев,
которая, завидев приближение русского отряда, поспешно начала отступать в горы.
В перестрелке с чеченцами у Майделя было ранено 3 казака 20-го Донского полка.
***Необходимо отметить, что случаи, когда казаки занимали
круговую оборону, прикрывшись своими лошадьми, были не редкость, порой такая
оборона оказывалась спасительной. Но были случаи, когда оказавшись в окружении,
казачьи кони, телами прикрывавшими хозяев, например в случае с Андреем
Гречишкиным, бароном Леонтием Николи, сотником Баскаковым, хорунжим Погожевым,
урядником Ледовских и другими как известными, так и мало известными случаями.
****Аул Ак-Булат-Юрт находился на правом берегу реки Терек,
напротив станицы Щедринская, в 8 верстах
от берега.
Петров А.В
Комментарии