Как казак Иван «До китайского Крыму» ходил

Всем нам известно выражение «китайская грамота», синоним чего-то абсолютно непонятного. Зато хорошо знакомое нашим предкам словосочетание «китайский Крым» сегодня поставит в тупик любого. И оба этих понятия родились в результате первого русского посольства, прибывшего в Пекин четыре века назад. Историк Алексей Волынец объясняет и «китайскую грамоту», и «китайский Крым», и многое другое из истории первой дипломатической миссии к нашему самому большому соседу на Дальнем Востоке.

«Каково Китайское государство велико, и сколь людно?..»

Четыре столетия назад, когда в европейской части России только завершилась разорительная Смута, границы нашего государства на востоке заканчивались где-то между современными Томском и Красноярском. Томский острог уже был построен русскими первопроходцами, а до основания Красноярского оставалось еще десятилетие. Огромные пространства к востоку — три тысячи вёрст от реки Енисей, через Якутию, до берегов Охотского моря и Камчатки — первопроходцам еще только предстояло открыть и освоить в течение следующих ста лет.

Поэтому четыре века назад все земли современной дальневосточной России были русским людям абсолютно неизвестны. Вообще о Дальнем Востоке тогда в Москве знали очень немногое — что к юго-востоку от пограничного Томска, за кочевьями «енисейских киргизов», располагаются владения «золотого хана», обширные монгольские княжества, за которыми на берегу моря находятся неизвестные, но вроде бы богатые земли Китая, откуда среднеазиатские купцы привозят драгоценные шёлковые ткани.

«Китайское государство стоит на край губы морские» — в таких географических терминах описывали наши предки расположение Китая на берегу ещё совершенно неизвестного им Тихого океана. Первые сведения о китайцах русские получили во время посольств к монгольским ханам в самом начале XVII века — потомки великих завоевателей к тому времени утратили былое величие и кочевали в степях между Средней Азией и Китаем. Ещё в 1609 году в ставку монгольского Алтан-хана прибыл из Томска русский посол, казак Иван Белоголов. Иван рассчитывал через монгольские земли добраться до загадочного Китая, но ему помешала междоусобная война, вспыхнувшая среди кочевников.

«А у китайского государя город каменной, и на дворе полаты каменные, и людьми де сильны и богаством полные. И приходят де из многих земель с торгов к нему, и привозят всякие узорочья… А повсюду де стоят храмы, и звон де великой у тех храмов, а крестов на храмах нет, тово у них не ведают… А бой де у китайских у ратных людей огняной, пищали и пушки» — так докладывал в Москву вернувшийся из Монголии казак Иван Белоголов. Это первые документальные сведения о Китае, сохранившиеся в российских архивах.

В 1616 году в «Калмыцкой земле», то есть на западе Монголии, русские послы Томила Петров и Иван Куницын впервые встретились с настоящими китайцами — такими же дипломатами, отправленными к монгольским князьям из Пекина. Наши посланники так описали ту встречу: «А виделися с китайскими людьми и про Китайское государство роспрашивали, каково Китайское государство велико, и сколь людно, и какова их вера? И они нам в розговорех говорили, что кобылятины не едят и молока кобылья не пьют, а вера Китайсково государства людей такова, что молятца по своей вере шайтанам, а когда молятца, то в одной руке колокольчики, а в другой бубенчики невеликие… А в Китайском де царстве города кирпичные, а река велика, имени ей сказать не умеют, ходят ею суды большие и малые с товары, и хлеба родитца много…»

«Есть ли в Китайское государство ход…»

Одним словом, уже четыре века назад на Руси знали, что страшно далёкий Китай — это довольно развитое и богатое государство, с «городами кирпичными». Знали понаслышке даже о Великой Китайской стене, ограждавшей далёкую страну от монгольских степей. Но никто из подданных московских царей в Китае ещё не бывал, и дорога к той земле была ещё неизвестна.

Поиском дорог в Китай наша страна озаботилась сразу по окончании Смутного времени. Любопытно, что к розыску путей на край Востока подтолкнули известия с крайнего Запада. Ещё в последние годы царствования Бориса Годунова, накануне Смуты, английский посол Томас Смит просил русского монарха, «чтоб государь позволил аглинским купцам ходити через своё государство в Персиду и в Восточную Индею и о розыскании Китая…». По окончании Смутного времени новый английский посол Джон Меррик вновь буквально осаждал московских бояр с теми же просьбами — «Да пожаловал бы государь дороги отыскать мимо Оби-реки в Китайскую землю…».

В Москве благодаря таким просьбам хорошо знали, что на западе Европы уже ведётся выгодная торговля редкими китайскими товарами, ведь голландские и португальские мореплаватели сумели добраться через океаны до Китая. Бояре первого царя из династии Романовых поняли — если Россия отыщет свою дорогу в Китай, то тоже сможет пожать плоды столь выгодной торговли. Путь на край Дальнего Востока решили искать сами, без англичан.

Отказ настойчивым просьбам британского посла дал князь Дмитрий Пожарский, в недавнем прошлом знаменитый герой освобождения Москвы от польских интервентов. «Тебе самому ведомо, — обратился Дмитрий к Джону, — что наша царского величества отчина Сибирское государство от Москвы далече, подалось к востоку гораздо. От Москвы до первых городов сибирских полгода ходу… А сторона там самая студеная, мало живёт лета, больши дву месеца тепла никак не живёт. Да и про Китайское государство сказывают, что невеликое и небогатое, добиватца к нему дороги нечево…»

Одним словом, англичанам в просьбе искать дороги в Китай через Россию отказали под предлогом трудностей пути через всю Сибирь. Но чтобы отказ не выглядел слишком обидным и недипломатичным, князь Пожарский обещал Джону Меррику, что Россия пошлёт новых послов к монголам и там попробует что-то узнать о Китае. Слова Пожарского сохранились в архивах и позволяют легко представить, как русский князь мягко, но настойчиво успокаивал британского посла: «Велим про то про всё проведати подлинно, есть ли в Китайское государство ход, и ис Китайского государства есть ли в иные земли водяной путь, и сколь богато? А проведав про то про всё подлинно и на чертеж начертив, велим прислать к нашему царскому величеству к Москве. Да в том с великим государем вашим, с его королевским величеством, спишемся…»

«Они Китайского государства не ведают, мало про него и слыхали…»

Поиск путей в Китай начался прямо в Московском Кремле, где 28 июня 1617 года по указу царя собрали всех крупнейших купцов России, торговавших с Востоком и Западом, — «московских гостей и торговых людей, которые хаживали и ныне ходят торговать в Астрохань и которые торгуют у Архангильского города». Среди нескольких десятков богатейших купцов, торговавших с заморскими странами, однако, не нашлось никого, кто б ведал дорогу на Дальний Восток.

Для архива Боярской думы итог купеческого совещания записали так: «Торговые люди, которые роспрашиваны про дорогу, сказали, что они Китайского государства не ведают, мало про него и слыхали, и там не торговывали, и дорогу в Китайское государство не знают, и того не ведают — прибыль ли государю будет в том или убыль… А слыхали они, что уже давно агличане туды дороги ищут, да не найдут, и вперёд им туды не дорога ж».

Не обретя успеха с купцами, государство решило обратиться к казакам — благо к востоку от Урала имелось немало опытных и храбрых «сибирских служилых людей». Путь к далёкому Китаю лежал через монгольские горы и степи, поэтому для ответственной миссии нашли знатока монгольских наречий — «томского городового казака» Ивана Петлина.

О биографии первого русского посланника в Китай мы сегодня ничего не знаем — известно лишь, что Иван был родом откуда-то из центра европейской России, долго служил в острогах Сибири и не только знал несколько «сибирских» языков, но и, что редкость для того времени, был грамотным человеком. Изначально казак Иван Петлин должен был стать лишь «толмачом»-переводчиком и помощником для главы экспедиции, которого планировалось прислать из Москвы. Но после Смутного времени в столице был явный дефицит высокопоставленных лиц, желающих отправиться на Дальний Восток — для той эпохи, в буквальном смысле слова, на край света. В итоге главой дипломатической миссии назначили самого Петлина.

9 мая (по старому стилю) 1618 года небольшой отряд Петлина покинул Томский острог. Всего в Китай отправилось 13 казаков — помимо Петлина, мы сегодня знаем имена лишь двоих из них: Андрей Мундов и Пётр Кизылов. В отличие от Петлина, они были местными, сибирскими уроженцами, из крещёных «томских татар».

Маленькому отряду предстояло преодолеть до столицы Китая более трёх тысяч вёрст — пересечь леса и горы Хакасии и Тувы, пройти Саянские хребты и верховья Енисея, выйти в монгольские степи и пересечь с северо-запада на юго-восток всю современную Монголию, тогда делившуюся на ряд не всегда мирных «царств». Уже на подходе к границам Китая маленькому русскому отряду предстояло пересечь пустыню Гоби…

В ту эпоху сам путь через степи Монголии был непростым путешествием — требовавшим и выносливости, чтобы преодолеть тяготы природы, и дипломатической хитрости, чтобы не стать жертвой многочисленных местных ханов. Иван Петлин сумел благополучно преодолеть все эти преграды. Умелый путешественник и искусный дипломат, он сумел среди монголов найти двух надёжных проводников — буддийских монахов.

Петлин явно был интеллектуалом для своей эпохи, интересовался различиями обычаев и религий. Его донесения в Москву сохранили даже следы дискуссий православного христианина с буддистами. «Ваша де вера одна с нашею была, а старцы де ваши чёрны, а мы де старцы белые, а не ведаем, как ваша вера от нашей отскочила…» — пересказывал Иван Петлин слова своих буддийских проводников, выведших маленький русский отряд через бескрайние степи Монголии и пески пустыни Гоби прямо к Великой Китайской стене.

«По рубежной стене башням, сказывают, и числа нет…»

Если бы в середине XVII века кого-то из жителей России спросили: «Чей Крым?», то с высокой долей вероятности мог бы последовать ответ, звучащий сегодня поразительно: «Китайский!»

Ведь три с лишним века назад «Крымом» на Руси именовали и Великую Китайскую стену. Так получилось именно благодаря донесениям Ивана Петлина, он первым из русских путешественников своими глазами увидел это внушительное сооружение на границе Китая… Петлин так и писал в своём донесении: «А от конца Мунгальской земли, до китайсково Крыму езду конем 2 дни…»

Секрет «китайского Крыма» в документах Петлина прост — тюркским термином «Крым» тогда на Руси зачастую именовали любое большое пограничное укрепление. Собственно, изначально по отношению к ныне российскому полуострову «Крымом» именовался именно Перекоп, укреплённая граница на перешейке полуострова… Для наших предков в XVII веке пограничная стена Китая тоже представлялась вот таким «Крымом» — от тюркского qirim, восходящего к монгольскому «хэрым», обозначавшему укрепление, крепость, стену со рвом… Вспомним, что Иван Петлин был именно переводчиком с монгольского языка и тюркских наречий, — не удивительно, что для обозначения Великой Китайской стены он использовал термин «Крым».

Сама стена явно потрясла русских путешественников. «А мы сочли по рубежной стене башен со 100, а к морю и к Бухаром (т.е. к западу, к центру Азии — DV) башням, сказывают, и числа нет…» — так позднее в Москве Иван Петлин описывал Великую Китайскую стену.

Границу Китая русский отряд пересёк в последние дни лета 1618 года. Даже сегодня Поднебесная удивляет своим колоритом и разительной непохожестью на всё ранее привычное европейскому путешественнику, избалованному телевидением и туризмом. И можно только догадываться, насколько сильнее были впечатления от абсолютно другого мира для людей, живших четыре столетия назад.

Даже сегодня в описаниях Ивана Петлина хорошо заметно неподдельное изумление, да и сам стиль его рассказов о Китае напоминает порой язык русских сказок про удивительное тридевятое царство: «А город каменной бел, что снег, высок и хорош и мудрён делом… А ворота высоки и широки, а затворы у ворот железо лужёное, а гвоздие чёрное, вбито часто, а пушки по башням большие, и ядра пушешные, пуда по два ядро, з голову человечью…»

«Итти ко царю не с чем…»

Ровно 400 лет назад — 10 сентября 1618 года — русская дипломатическая миссия впервые прибыла в Пекин. Путь из Томска, самого тогда крупного восточного поселения России, в столицу Китая занял ровно 3 месяца и 22 дня.

Пекин тогда был столицей огромной «империи Мин», по численности населения превосходившей Московскую Русь примерно в 25–30 раз! Всего через четверть века эта империя падёт из-за внутренних смут и ударов маньчжуров, но в момент прибытия Ивана Петлина уже загнивающий изнутри «минский» Китай внешнему наблюдателю казался в зените своего могущества и богатства…

В столице огромной китайской империи Иван Петлин и его товарищи проведут всего четыре дня. Их с уважением примут китайские чиновники, но в дело вмешаются большая политика и непоколебимые традиции Поднебесной. Дело в том, что в Китае традиционно мнили только себя центром цивилизации, все окружающие народы и государства искренне считались «варварами». Прибытие любых иноземных послов трактовалось как изъявление покорности «варваров» властелину Вселенной, то есть китайскому императору.

Строгий церемониал императорского двора предполагал обязательное принесение послами «варваров» подарков, символической дани. Но русская миссия приехала в Пекин без каких-либо презентов для китайского «царя». «Итти ко царю не с чем…» — простодушно отвечал Иван Петлин чиновникам китайского императора.

Однако такая ситуация была явно нетипичной. Ведь все подобные дипломатические миссии из России, даже к самым мелким монгольским и сибирским «князцам», всегда и непременно отправлялись с подарками — на русском языке той эпохи их называли «поминками». В связи с подготовкой миссии Ивана Петлина тоже смутно упоминаются некие «поминки» — дорогой «самапал», то есть ружьё, и диковинные рога, возможно, это были экзотические бивни мамонта… Но, оказавшись в Пекине, казак Иван Петлин твёрдо и даже не вполне вежливо стоит на своём — подарков для китайского императора нет.

С учётом того, что по возвращении в Россию все действия Ивана Петлина одобрят, ситуация представляется такой — хитрый казак, вероятно, ещё в Монголии или на границе у «китайсково Крыма» сообразил, что принесение подарков будет трактоваться китайцами как символическая дань, то есть подчинение русских «варваров» китайскому императору. Пойти на такой шаг первый русский дипломат в Китае не мог.

Позднее, уже в Москве, писарь Посольского приказа так запишет рассказ Ивана Петлина о первых в истории русско-китайских переговорах в Пекине: «И поставили их на большом на посольском дворе. И приезжал к ним на двор китайской дьяк, а с ним по 200 человек на ишаках, а люди нарядны. И их подчивали всякими заморскими питьями. И говорили: царь китайской велел вас спросить, для чего в Китайское государство пришли? И они де ему сказали, что великий государь царь всея Руси прислал их Китайское государство проведать…»

Переговоры русских и китайцев шли на монгольском языке — единственном понятном двум сторонам. В Пекине тогда ничего не знали о далёкой России, но слышали от монголов, что эти северные «варвары» довольно боеспособны и имеют влияние в дальних землях к Западу. Озадаченные китайские чиновники решили проявить дипломатичность и осторожность — явившихся без подарков «варваров» не пустили на приём к императору, однако снабдили официальной грамотой от китайского «царя» и поспешили вежливо, со всем уважением выпроводить за границу «империи Мин».

«Китайская грамота» Ивана Петлина

Тринадцати казакам, побывавшим в Пекине, возвращаться через Монголию пришлось осенью и зимой, что сделало дорогу особенно трудной и долгой. Лишь весной следующего, 1619 года Иван Петлин добрался до пограничного Томска, откуда сразу поспешил в Москву с грамотой китайского императора.

Можно только представить, как в столице России четыре века назад рассматривали загадочные китайские письмена — в Москве тогда имелись десятки «толмачей»-переводчиков с самых разных азиатских и европейских языков, но иероглифы видели впервые. Привезённая Иваном Петлиным в 1619 году китайская грамота пролежит в Москве без перевода 57 лет! В итоге она станет легендарной среди наших чиновников и дипломатов той эпохи, а со временем породит для русского языка целую идиому — «китайская грамота», как обозначение совершенно загадочных, недоступных разумению записей…

Первый перевод «грамоты» Ивана Петлина лишь в 1676 году сделает китайский пленник Тенур, он же «Тимофей Иванов», во время подготовки нового русского посольства в Пекин. Только тогда в Москве узнают, что же давным-давно писал далёкий китайский император Ваньли. На русском языке XVII века этот перевод звучит так: «Валли китайский царь говорил руским людем, что с торгом приходите и торгуйте, и выходите, и апять приходите. На сем свете ты, великий государь, и я, царь, не мал, чтоб меж нами дорога чиста была, сверху и снизу ездите, и что доброе самое привезёте и я за то камками добрыми пожалую вас…»

Делавший перевод «китайский казак» был явно не искушён в дипломатических оборотах, оригинал же грамоты не сохранился — пропал в пыли российских архивов XVIII столетия. Не сохранились и китайские оригиналы в Пекине — они сгорели три с лишним века назад, когда столицу «империи Мин» захватывали маньчжуры.

Зато до наших дней дошли записанные в Москве подробные рассказы Ивана Петлина о китайской столице, её диковинках и богатствах.

«А товаров всяких, каменья дорогово, и золота, и серебра, и бархатов золотых, и отласов, и камок всяких много, опричь сукон, а сукон мало, а пряных зелей и питий заморских и овощей всяких много, и пива и вина много…» — рассказывал Иван Петлин, очень точно примечая все особенности китайского рынка той эпохи. «Бархатов», «атласов», «камок», то есть разнообразного шёлка, в Китае всегда было в изобилии, а вот «сукно», то есть шерстяную ткань, китайцы тогда не делали.

Китай и четыре века назад был огромным государством с владениями, протянувшимися до тропиков. Потому на рынках Пекина русских посланников, прибывших из суровой Сибири, изумило разнообразие продовольственных товаров. «В изобилии всяких овощей, винограду всякого и пряных зелей всяких, сахаров розных, и гвоздики, и корицы, и анису, и яблоков, и арбузов, и дыней, и тыков, и огурцов, и чесноку, и луку, и ретьки, и моркови, и посторнаку, и репы, и капусты, и маку, и мушкату, и фялки, и мильдальных ядер, и ревень есть, а иных овощей мы и не знаем какие…» — даже сквозь века заметно искреннее изумление Ивана Петлина.

«А пиво как русское, и кабаков много…»

«Томский городовой казак» был явно не обделён литературным талантом. «А в ряды пойдешь, ино манною пахнет!» — ярко описывает он даже обонятельные впечатления от торговых лавок Пекина с остро пахнущими пряностями и благовониями. «А во храмах у них болваны деланы глиняные да вызолочены з головы и до ног сусальным золотом, страсти от них возьмут!» — живописует Иван Петлин сильные впечатления от буддийских и конфуцианских храмов с разнообразными статуями.

Петлин умудрился в нескольких словах даже охарактеризовать особенности стиля и ритма жизни китайской столицы тех лет и наиболее бросающиеся в глаза особенности её обитателей: «Все люди торговые, а воинских мало. А люди де добре торопливы и мухомуроваты в лице, а женской пол чист в лице …» Слово «мухоморый» в том столетии было синонимом желтоватого оттенка, столичные же китаянки, следуя моде, отбеливали свои лица.

Не забыл русский гость осмотреть и со знанием дела описать даже злачные места китайской столицы. «А питье там всякое, мёд и вино, а пиво как русское, и кабаков в городе много…» — рассказывал Иван Петлин в Москве о Пекине, возможно вспоминая какие-то свои приключения во время короткого пребывания в столице Китая…

Не удивительно, что столь яркий и необычный рассказ о самой большой и всё ещё малоизвестной стране Дальнего Востока стал, пожалуй, единственным русским бестселлером в Западной Европе XVII века. Князь Пожарский сдержал обещание, записи Петлина о Китае передали английскому послу — уже в 1625 году их переведут и издадут в Лондоне. В 1628 году последуют публикации на латинском и немецком языках, затем на французском, шведском и голландском.

Первые живые сведения о Китае оценят и в Москве. Казак Иван Петлин получит щедрую награду от царя — повышение жалованья на целый рубль, 23 рубля премии и на память золотую чарку.