Гунны — азиатская родня скифов

Отскакали своё буланые,

В степь с уздечкою не пойдёшь…

И стальные клинки булатные

Лишь в музеях теперь найдёшь.

В.В. Ходарев, терский казак. "Вечна наша казачья кровь!”

Статья из цикла "Древнейшие казачьи предки”. Рассказ о гуннах, внезапное появление которых на сцене Истории Европа встретила с изумлением, страхом и чуть ли не оторопью. Они вовлекли в орбиту своей завоевательной политики прежде несокрушимые ополчения аланов и ринулись на всё ещё могущественный Рим. И, как выясняется, эти грозные гунны тоже оказались народом скифского круга, просто задержавшимся в пределах своего прежнего обитания в Азии.

То есть, мы будем говорим не об особом и совершенно отличном по происхождению народе, добавившемся со стороны в число казачьих предков, а лишь об азиатских родственниках всех прежних европейских казачьих пращуров – скифов, сарматов и аланов. Образно можно сказать, что из Азии приехали "дяди” и "тёти” обитавших в Восточной Европе скифских племён. Но для Европы этот приезд был совершенно неожиданным. Типа появления актёра Калягина в чужом доме в комедийном фильме "Здравствуйте, я ваша тётя”. Однако госпожа История редко даёт комедийные представления, предпочитая совершенно другие жанры искусства.

Волны кочевнических "выплесков” из глубин Азии в западном направлении имели давнюю историю ещё задолго до гуннского движения, получившего красочное название "Великое переселение народов”. Так, в летописях времён китайской династии Чу рассказывается о диком кочевом племени хиунг-ну, предшественниках, как полагают, хуннов (гуннов), которые уже тогда тревожили земледельцев западных приграничных земель Китая и были племенем скифского суперэтноса. К 9 веку до Р.Х. они стали наносить такой существенный ущерб, что император Суань (827 – 781 годы до Р.Х.) был вынужден предпринять против них военные действия. Его карательной экспедиции удалось отбросить племя хиунг-ну далеко на запад от границ Китая. Будучи исключительно оборонительной мерой, этой акции было суждено иметь неожиданно широкие последствия для территорий, расположенных на расстоянии многих сотен миль к западу от поля боя, так как отступающие неизбежно вытесняли своих западных соседей с их традиционных мест обитания. Те, в свою очередь, столкнулись с другими племенами, которые в подходящее время внезапно напали на племя, обитавшее к западу от них, так что вскоре вся Великая Степь пришла в движение: каждое кочевническое племя нападало на своего западного соседа, пытаясь овладеть новыми пастбищами. Важно ещё отметить, что всё это смятение совпадает с периодом тяжелейшей засухи, которая наступила приблизительно к 800 году до Р.Х., и она вполне могла послужить дополнительным фактором для передвижения народов в западном направлении.

Во всяком случае, массагеты, населявшие земли к северу от реки Окс, в конечном счёте тоже оказались вовлечёнными в борьбу за пастбища, и они, в свою очередь, напали на собственно скифов, а те – на восточных киммерийцев. В результате скифского движения на запад один их отряд переправился либо через Джаксарт, либо через Волгу, появившись в Причерноморье и Приазовье. Здесь скифы встретились с главными силами киммерийцев. Между ближайшими родственниками и соседями произошло жестокое столкновение, в котором скифы оказались сильнее киммерийцев. Киммерийцы были отброшены к Дарьяльскому перевалу и были вынуждены отступить по нему. Перевал привёл киммерийцев в царства Ван и Урарту, которые были соперниками и врагами Ассирии.

Скифы, в то же время, продолжали миграцию и другой их отряд, повернув в сторону от Дарьяльского перевала, направился к Дербентскому ущелью, прошёл по нему и появился на берегу озера Урмия. Ассирийские документы датируют их появление там во время правления царя Саргона (722 – 705 годы до Р.Х.).

Одновременно первая группа скифов упрочилась и обосновалась в Причерноморье и Приазовье. Поэтому можно считать, что этот период является заключительным этапом в перемещении на запад азиатских кочевых племён, которых, как мы помним, привели в движение карательные меры, предпринятые императором Суанем против народа хиунг-ну. Наступило "скифское время” Причерноморья-Приазовья.

Есть много различий между скифами, обитавшими рядом с северными границами Китая, и скифами, жившими в Причерноморье и у Азовского моря. Но также имеется и масса общих признаков и особенностей культуры и быта. К этой же, скифской этнокультурной общности, относились и тюркоязычные гунны, сформировавшие под своим главенством во 2 – 4 веках уже нашей эры в глубинах Азии, восточнее савромато-сарматских и сако-массагетских земель, крупное объединение племён Южной и Западной Сибири и угорских племён Приуралья. Все имеющиеся факты указывают на то, что гуннами называлось другое, альтернативное (или параллельное) аланскому, объединение скифо-сарматов. Основной этнический признак – погребальный обряд – у скифов и гуннов полностью идентичен. Это те же курганные насыпи, погребальные срубы из брёвен и толстых плах, погребальные колоды, жертвенные лошади и прочее подобное.

Несмотря на огромную роль гуннов в "Великом переселении народов”, об их нашествии достоверного известно довольно мало. В период их появления на востоке Европы они не представляли собой политической целостности. Их вторжение было широкой миграцией относительно слабо связанных между собой частей одного этнолингвистического массива. Гуннская держава представляла собой конфедерацию разных племён, простирающуюся от Венгрии до Китая. При рассмотрении гуннской истории и культуры непременно встаёт сложный вопрос о происхождении европейских гуннов и их связи с центральноазиатскими хунну (сюнну). Были ли гунны Европы и хунну Китая одним и тем же народом? До сих пор историки по-разному отвечают на этот вопрос. Но в любом случае первые и вторые относились к скифскому кругу.

Уже в 260-х годах н.э. кавказские гунны служили в персидской армии, а в 290-х годах армянские источники пишут о гуннских войнах в Предкавказье. Более того, в одной из сасанидских (персидских) надписей 293 года отмечено имя одного из тюркских хаканов (каганов) на Кавказе, то есть тогда, когда ещё не был образован Тюркский хаканат.

В некоторых армянских источниках аланы выступают вместе с гуннами ещё до гуннского нашествия – явно в качестве союзников. В середине 4 века, по сообщению армянского писателя Фавста Бузанда, аланы и гунны участвуют в армии царя Армении Аршака II (345 – 368 гг.). В другом месте своего труда Фавст Бузанд рассказывает о нашествии царя маскутов (скифы-массагеты на Кавказе) Санесана на Армению в первой половине 4 века. Полководец Великой Армении Ваче под Вагаршапатом настигает и громит разношёрстное войско Санесана: армяне «громили войска аланов и мазкутов, и гуннов, и других племён…». Как видим, в обоих случаях аланы и гунны источником названы рядом и действуют совместно.

Самоназвание скифов "ас” сохраняется в древнегрузинских документах в названии гуннов как "овс” и "ос”. Так же именуются и гунны в 5 веке – при набегах на Грузию при царе Вахтанге. Показательно, что Прокопий Кесарийский в 6 веке причисляет массагетов к народам гуннским, хотя известно, что это были скифы. По свидетельству армянского историка X века Мовсеса Каганкатваци, гунны Дагестана имели обычай приносить в жертву солнечному божеству Куару жареных лошадей. Хоть и обозначен этот бог иранским словом "Куар” (Хуар, Хур), но его личность подтверждается вторым именем "Аспандиар” – "бог асов”. Это говорит о контаминировании (смешении) гуннами иранского бога Солнца и тюркского бога Тенгри в единое божество.

По сведениям ранних средневековых авторов, на Северном Кавказе, особенно в Прикаспии, в первые века новой эры сложилось мощное государственное объединение тюркских сарматских племён, возглавляемых гуннами. Таким образом, ещё до эпохи, предшествовавшей появлению гуннов в Европе, в качестве наёмных солдат или враждебных отрядов они уже оседают и создают на Северном Кавказе своё государство. Столицей его арабские и персидские авторы называют город Варачан, или Беленджер (Баланджар) в долине реки Сулак (у селения Верхний Чир-юрт в нынешнем Дагестане). Некоторые авторы позднее этот город и страну Баланджар называют первой столицей Хазарского хаканата и родиной хазаров. И действительно, среди гуннских племён были предки хазаров, именовавшиеся басилами (или басианами). Царство гуннов оказывало огромное влияние на весь ход исторического и военно-политического развития на Кавказе, в Закавказье и на Ближнем Востоке.

Конфликт между родственными аланами и гуннами в 4 веке был подсказан самой природой, поскольку гунны во 2 веке жили в прикаспийских равнинах, но были вынуждены их покинуть из-за засухи. Когда климат стал более влажным в этих местах, аланы посчитали, что выходцы с Орхона не должны жить на берегах Волги и Яика, что они должны вернуться в свои земли. Аланы были значительно сильнее гуннов. Их отряды, применявшие сарматскую тактику ближнего боя, в 3 веке сокрушали римские легионы. У них за спиной было громадное Готское царство, созданное союзным им королём Германарихом из скифского, по преданию, рода Амалов. Готам принадлежал Крым и черноморское побережье Северного Кавказа. Благодаря этому аланы считали, что тыл их надёжно обеспечен. У аланов были прекрасные крепости, а гунны брать крепостей не умели. Но! Гунны победили и аланов, и готов, чего не смогли сделать ни римляне, ни персы. Соображения людей 4 века ничего путного в объяснение этого факта не сообщают, они только констатируют происшедшее. И это тем более странно.

Источники описывают гуннов точно так же, как и аланов – как всадников, приросших к своим коням. Они, по словам античных писателей и историков, скачут врассыпную, без всякого порядка, с неожиданными обратными набегами, сражаются копьями с острыми костяными наконечниками, а в рукопашном бою дерутся очертя голову мечами и, сами уклоняясь от ударов, набрасывают на врагов крепкие витые арканы. В письменных источниках гунны отождествляются со скифами и киммерийцами, особенно их сопоставляют с так называемыми царскими скифами.

Византийский историк Агафий Миринейский (536 – 582) сообщил следующее: «Народ гуннов некогда обитал вокруг той части Меотидского озера, которая обращена к востоку, и жил севернее реки Танаиса, как и другие варварские народы, которые обитали в Азии за Имейской горой. Все они назывались гуннами или скифами. По племенам же в отдельности одни из них назывались кутригурами, другие утигурами, некоторые ультизурами, прочие вуругундами. Спустя много столетий они перешли в Европу или действительно ведомые оленем, как передаёт басня, или же вследствие другой случайной причины, во всяком случае, перешли каким-то образом Меотидское болото, которое раньше считалось непроходимым, и, распространившись на чужой территории, причинили её обитателям величайшие бедствия своим неожиданным нападением».

К 370 году мобильные конные отряды гуннов контролировали степи Северного Кавказа от Каспийского моря до Азовского. Но предгорные крепости взяты не были, не была захвачена и пойма Дона. Её защищали эрулы (герулы), – местный этнос, покорённый Германарихом и впоследствии огерманившийся. О столкновении их с гуннами сведений нет, что указывает на то, что гунны не пытались форсировать низовья Дона в этой войне. Они нашли другой путь. Гунны двинулись в причерноморские степи.

В 371 году гунны внезапно ворвались в обширные владения готского короля Германариха. После набега на земледельцев-готов, кочевники-гунны, дикие и необузданные, напав в 372 году на воинственных аланов-танаитов, произвели тем самым сильное впечатление на современников. Аланские пастбища к востоку от Танаиса достались гуннам. Некоторое время аланы и готы удерживали кордон по Танаису.

Кроме гибели или отступления у аланов была ещё третья возможность – примкнуть добровольно к гуннам, что многие из их племён и сделали. Именно их, аланская, тяжёлая, закованная в броню, вооружённая мечами и копьями конница стала элитой армии гуннов. При этом "бесчисленные полчища гуннов” – плод фантазии европейских источников. В сообщении Аммиана Марцеллина это событие выглядело так, что гунны сломили сопротивление аланов, занимавших своими кочевьями Прикаспийские степи до Дона, «многих перебили и ограбили, а остальных присоединили к себе».

По словам Иордана, это произошло вследствие их обессиливания от "частых стычек”. Имеются ясные свидетельства, что путь присоединения к победителям выбрали очень многие аланы, превысив своей численностью войска собственно гуннов. Подчинение аланов-танаитов стало последним эпизодом борьбы гуннов с западными сарматами. Танаиты (роксаланы), заключив союзный договор с гуннами, стали авангардом всего гуннского воинства. Да таким авангардом, что явились самой заметной и боеспособной частью войска. После присоединения аланов натиск гуннов на Запад достиг пика своей мощи.

Из сообщения Аммиана Марцеллина вытекает, что гунны и аланы были кочевниками, находившимися в 4 веке примерно на одном уровне социально-экономического и культурного развития, которое может быть оценено как заключительный этап военной демократии. Сказанное существенно потому, что объясняет ту лёгкость, с которой часть аланов вступила в союз с гуннами и вместе с ними двинулась дальше на запад. Этническое и языковое родство, а также движущие стимулы и цели (военная добыча) были одни.

В своём движении гунны увлекали всех сородичей, кто попадался им на пути. Неустрашимо сражавшиеся на маленьких и выносливых конях, всё сокрушавшие на своём пути, эти кочевники ярко описаны Аммианом Марцеллином и историком готов Иорданом. "Превосходящими всякую меру дикости” называет гуннов Аммиан Марцеллин и далее свидетельствует: «У них никто не занимается хлебопашеством и никогда не касается сохи. Все они, не имея ни определённого места жительства, ни домашнего очага, ни законов, ни устойчивого образа жизни, кочуют по разным местам, как будто вечные беглецы, с кибитками, в которых они проводят жизнь […]. Именно гунны, вторгнувшись в земли тех аланов, которые сопредельны с гревтунгами и обыкновенно называются танаитами, многих перебили и ограбили, а остальных присоединили к себе по условиям мирного договора».

К 4 веку гунны имели новый лук, значительно превосходящий по силе двоякоизогнутый лук более западных скифов. Новое оружие гуннов придавало стреле такую скорость полёта, что она могла пробивать доспехи. Возможно, именно этот фактор стал решающим в противостоянии гуннов с аланами, поскольку во всех других отношениях тактика и навыки гуннов были практически такими же, как у их аланских соседей.

Есть основания полагать, что в 372 году гунны разбили и подчинили не только аланов-танаитов, но и нанесли удар по аланам Прикубанья и другим равнинным районам Северного Кавказа. Приазовские аланаы-танаиты вместе с роксаланами и массагетами составили основное ядро ударных отрядов гуннов в их походе в Европу.

* * *

В 375 году начался новый этап гуннских завоеваний. Во главе с вождём Баламбером гунны перешли Дон и вторглись сквозь степи Приазовья на Таманский полуостров, переправились через Керченский пролив и прошли огнём и мечом через европейскую часть Боспорского царства. Гуннами был нанесён последний удар по крымским скифам (тавроскифам), после которого они перестали существовать как этническое целое. Гунны прошли войной и по южнославянским поселениям. Славяне бежали под укрытие лесов, бросали свои плодородные южные чернозёмы. Совершив глубокий рейд, гунны вновь напали на остготов короля Германариха, но теперь уже с тыла.

Вот тут-то и выяснилось, что теперь существует не одна, а две державы: готская и гуннская. Племена получили выбор, какому из державных союзов племён – готскому или гуннскому – платить дань, по зову чьёго правителя идти на войну. Земледельцы пограничного Танаиса – славяне-анты, – жившие там вперемешку с кочевыми аланами под руководством сарматских вождей, выбрали кочевников-гуннов. Анты с самого начала жили в симбиозе с кочевыми аланами-танаитами. Выбор кочевников-гуннов в противоположность земледельцам-готам был для антов объяснимым: готы только взимали дань, а гунны могли торговать с антами скотом и кожами.

Богатство и крепкие стены не спасли древний город Танаис от нахлынувших в 375 году гуннов. Город был разрушен до основания и на старом месте больше не возрождался; его развалины послужили для соседних городов и станиц почти неисчерпаемым источником добычи строительного камня.

А дальше произошло то, что Иордан в своей "Истории готов” описал таким образом: «Узнав о несчастном его (Германариха) недуге (незаживающем ранении в результате восстания росомонов или русов, росов, роских людей), Баламбер, король гуннов, двинулся войной на ту часть [готов, которую составляли] остроготы. Между тем Германарих, престарелый и одряхлевший, страдал от раны и, не перенеся гуннских набегов, закололся мечом, принеся себя в жертву богам. Он, видимо, рассудил, что такой старый и больной человек не может править в тяжёлый для своего народа час. Смерть его на сто десятом году жизни дала гуннам возможность осилить тех готов, которые, как мы говорили, сидели на восточной стороне и назывались остроготами». Германарих умер около 375 года н.э. Королём грейтунгов стал его зять по имени Витимир (Винитар), в течение нескольких последующих лет безуспешно пытавшийся возродить павшую готскую державу.

Очевидно, что восстание росомонов (русов) и нападение гуннского короля Баламбера не могли быть случайными. Можно предположить, что к этому времени росы уже не только прочно обосновались в Поднепровье (в Поросье), частично смешавшись с праславянскими племенами, но и, вступив в союз с гуннами подобно аланским вождям антов, обеспечили себе значительно бо́льшую политическую независимость в рамках "рыхлого” гуннского союза.

Важно то, что с переходом территорий антов в гуннскую державу кордон на Танаисе – Северском Донце стал прозрачным: теперь гунны свободно перемещались между южнорусской и украинской степью. Пытаясь восстановить границу на Танаисе, новый готский король Витимир казнил изменивших готам алано-антских вождей. Алано-анты же, считая себя уже в гуннской державе, в ответ тут же призвали гуннов на помощь.

376 год стал поворотным пунктом для европейской истории. В 376 году гунны нанесли окончательное поражение королевству остготов, поставив точку в его недолгом существовании. По имеющимся свидетельствам об этих битвах, гунны ставили аланов в авангарде своего войска, и аланы возглавляли атаки, принёсшие гуннам победу. Крайняя жестокость гуннов по отношению к военным противникам и гражданскому населению вынудила готов обратиться в паническое бегство. Новый король остготов Витимир несколько времени ещё сопротивлялся гуннам и аланам, полагаясь на других гуннов и аланов, которых он деньгами привлёк на свою сторону; но после многих поражений потерял жизнь в битве, подавленный силой оружия. Держава гревтунгов-остготов распалась. Остготы и вестготы отступили во Фракию.

Другая часть гуннов в 4 веке оказалась на территории Северного Дагестана и примыкающих к нему степей на северо-западе и положила начало гуннскому царству Савир. В будущем, в 6 веке, гунны-савиры принимали активное участие в ирано-византийских войнах в Закавказье. Гунны оставили археологические следы своего пребывания и в Центральном Предкавказье. Но характерные для них погребения конца 4 – 5 веков с кремацией, шкурой коня и прочим в Предкавказье не выявлены. Возможно, что на Центральном Кавказе гунны долго не задержались и были увлечены вместе с основной их массой на Запад.

В 376 году устремившиеся в западном направлении гунны и их союзники-аланы появились на Дунае – восточной границе Римской империи. Волна аланских переселенцев соединилась со старым сарматским населением Паннонии – языгами, роксаланами, сарматами-аргарагантами, сарматами-лимигантами и образовала здесь значительный этнический массив.

На протяжении всего 376 года римские командиры приграничных гарнизонов на Дунае всё чаще и чаще получали доклады о беспокойстве по ту сторону границы. Поначалу они не принимали всерьёз эти сообщения, полагая, что речь идёт об обычных внутренних распрях между варварами, но затем стали прибывать беженцы. Местные римские военачальники сначала не позволяли никому пересекать границу, предоставив решение этого вопроса своему повелителю, императору Валенту. Осенью 376 года 200.000 человек умоляло разрешить им перейти через Дунай, под защиту Римской империи. В конце года Валент решил впустить беженцев на территорию Империи и, согласно сообщениям источников, 200.000 человек переправились через реку во Фракию под защиту Рима.

Не все беженцы были готами-тервингами, это была этнически неоднородная масса. Здесь были также аланы и гунны, которые ранее сражались в качестве наёмников Витимира на стороне остготов… В это время на другой стороне пограничной реки гунны и их аланский авангард опустошали разгромленное королевство остготов.

Но не всё складывалось благополучно для беженцев, сумевших укрыться от войны в пределах Римской империи, которая точно так же, как и нынешний осколок советской империи – Российская Федерация – была насквозь коррумпирована, продажна, бессовестна и безжалостна к низам общества. Корыстные римские чиновники грабили беженцев, назначая непомерные цены на продовольствие, отбирали женщин и маленьких мальчиков для своих плотских утех. Римские аристократы воспринимали беженцев как источник дохода. Так что получилось, что приставленные следить за обустройством тервингов чиновники сделали всё возможное, чтобы те подняли восстание.

Осенью 376 года готы, аланы и гунны, бежавшие на римские земли, стали объединяться в банды и разорять Фракию. В 377 году основная часть этих разбойничьих групп, состоящая по большей части из вестготов, была зажата римской армией у Маркианополя в теснинах Балканских гор. Ряд попыток вырваться не увенчался успехом, но в конце концов нескольким всадникам удалось проскользнуть через римское оцепление и заключить союз с большим формированием аланов и гуннов, посулив им существенную часть награбленного, если они освободят зажатых в капкане вестготов. Когда римляне узнали об этом союзе, они предпочли отступить и освободить блокированных готов, нежели испытать на себе яростный натиск объединённой алано-гуннской конницы. Смешанные силы готов, аланов и гуннов продолжили разграбление Фракии, оставшись там на зимовку.

К весне 377 года Валент, император Восточной Римской империи, получил известие о том, что его племянник Грациан одержал ряд значительных побед над германскими племенами на Рейне и движется со своими войсками походным маршем, чтобы присоединиться к силам Валента для совместной атаки на чувствующих себя вольготно варваров во Фракии. Потом произошла непонятная задержка в продвижении галльской армии. В 378 году, когда аланы и гунны были уже на реке Тиса, римский консул Авзоний в своих стихах мечтает о победе над новыми опасными врагами.

Новое приближение племянника Грациана с подмогой вызвало у императора Валента чувство ревности, и он решил разделаться с варварами до прихода Грациана. Созвав военный совет, он выслушал мнения своих высших военачальников. Большинство склонялось к немедленным действиям, но, по версии Аммиана, «магистр всадников по имени Виктор, хотя и сармат по происхождению, но неторопливый и осторожный человек, высказывался, встретив поддержку у других, в том смысле, что следует подождать соправителя, что присоединив к себе подмогу в виде галльских войск, легче раздавить варваров, пылавших высокомерным сознанием своих сил. Победило, однако, злосчастное упрямство императора и льстивое мнение некоторых придворных, которые советовали действовать с возможной быстротой, чтобы не допустить к участию в победе, – как они это себе представляли, – Грациана».

11-тысячная римская армия во главе с самим императором Валентом двинулась навстречу повстанческой армии готов, гуннов и аланов.

Но римлян подвела разведка, главным способом получения оперативной боевой информации у которой издревле было кормление перед сражением священных цыплят. Если цыплята плохо клевали зерно, римский полководец отказывался от битвы, заранее зная о своём поражении. Принятие христианства лишило римскую военную мысль даже этого метода оценки ситуации перед боем. Римские разведчики понаблюдали готский лагерь, сосчитали воинов и вернулись, доложив, что готов меньше римлян – около 10 тысяч – и почти все они пешие.

На следующий день, 9 августа 378 года, состоялось решительное сражение под Адрианополем. Римская армия двинулась на готский лагерь. Левое крыло римлян продвинулось до готского укрепления, образованного поставленными в виде круга повозками (чисто казачий приём). Тервинги, укрепившиеся таким образом на холмах, начали переговоры, затянув их на полдня. Когда же римляне, наконец, пошли в атаку, в их левый фланг ударили невесть откуда взявшиеся 10 тысяч конных готов, а всего варваров оказалось вдвое больше, чем ранее доложили разведчики. Объединённая конница варваров хлынула во всех направлениях, сжимая римскую пехоту в плотную толпу и лишая её всякой возможности организованного отступления. К полудню изнемогающие под палящим солнцем и натиском варваров римляне дрогнули и обратились в бегство, "обрушившись подобно прорванной плотине”. За этим последовало поспешное и беспорядочное отступление.

Сармат Виктор, командовавший римской кавалерией, сделал попытку спасти находящегося на поле битвы императора, но обнаружил, что его стоявший в резерве конный отряд таинственным образом исчез (вполне возможно, что он примкнул к противной стороне). Решив для себя, что благоразумие – лучшее проявление доблести, Виктор тоже ускользнул с поля боя, оставляя Валента на растерзание готам и своим сородичам-аланам.

Почему же сведения римской разведки о силах противника оказались столь похожими на преднамеренную дезинформацию? Дело в том, что к тервингам успело присоединиться 10-тысячное, преимущественно конное, войско грейтунгов, а римские разведчики не увидели их потому, что те разъехались на "фуражировку”. А то, что простым сбором провианта занималась половина варварского войска, объясняется приятным сочетанием поиска на виллах провизии и сена с обычным грабежом. И пока шли переговоры между атакующими и атакуемыми, готы созвали рассыпавшиеся по окрестностям войска и готско-аланская конница нанесла неожиданный для римлян фланговый удар.

Римляне потерпели страшное поражение, аланская и остготская конница рассеяла ряды римлян, а вестготы изрубили римскую пехоту. Пало до 40 тысяч римских легионеров, погиб и сам император Валент. Конная атака аланов и остготов решила исход битвы, а при описании сражения А. Марцеллин упоминает военных предводителей Алафея и Сафрака, которые позже окажутся в Паннонии («Алатей же и Сафрак с остальными полчищами устремились в Паннонию», – отмечает Иордан). Гунны тоже приняли участие в кровавой бойне, и после битвы получили свою долю добычи.

В тот день по крайней мере две трети римской армии было уничтожено в кровопролитном сражении, что стало величайшим поражением, которое когда-либо переживали римляне, и началом конца их империи. Это поражение было нанесено всадниками, обученными сражаться в традициях воинов степей. Это событие оказало влияние на всю последующую историю Европы, – на всём протяжении Средневековья и в эпоху, когда жили и творили авторы преданий об Артуре.

Примерно тогда же на левом берегу Нижнего Дуная, согласно историку начала 5 века Орозию, возникает область Алания, а река Прут стала именоваться "Alanus fluvius” – "Аланской рекой”. Алания в этом районе нынешней Молдавии сохранялась на картах до XIII века и, в отличие от Кавказской Алании, её можно было бы назвать Аланией Придунайской, хотя ни современные летописцы, ни поздние историки так не называли эти два аланских территориальных образования.

После 378 года ситуация для римлян не улучшилась. Разгром у Адрианополя потряс Римскую империю. Готы и аланы появились у стен Константинополя, с трудом были отбиты и поселены в Иллирии, новый император одряхлевшей империи Феодосий I ведёт политику умиротворения варваров и широко привлекает их на военную службу в качестве федератов, обязанных охранять границы придунайских провинций от вторжения.

Римляне инстинктивно осознавали опасность, которую представляла для их легионов тактика "молниеносного удара” конницы, но в ответ предпринимали весьма нерешительные меры, и эти меры были уже слишком запоздалыми. Римляне назначали сарматов и аланов на командные должности в своей кавалерии, но так и не обзавелись достаточным количеством ударных отрядов тяжёлой конницы, способных отражать натиск такого масштаба, какой устроили объединённые силы аланов, готов и гуннов в битве у Адрианополя. Они сознавали, насколько стратегически важными были такие войска, но допустили ещё одну ошибку в своих долгосрочных планах по созданию своей собственной тяжёлой кавалерии.

Западноримский император Грациан (375 – 383 г.г.) привлёк аланов к службе в римской армии, сформировал из них гвардейский отряд и включил его в нотиции – списки армии. Грациан поселяет часть готов и аланов в южной Паннонии, их вождями Иордан называет уже знакомых нам Алафея и Сафрака. По заключению Л. Варади, Алафей был готом, Сафрак – аланом, причём последний возглавил гунно-аланскую группировку в Паннонии. Согласно Л. Варади, численно группа Сафрака не уступала группе вестготов и насчитывала до 20.000 воинов.

«Пристрастие императора к этим новым варварам шло так далеко, что он появлялся пред войсками в аланском национальном вооружении и совершал походы в этом наряде. Явное пристрастие императора к своим фаворитам, которых он привлёк к себе за большие деньги и всячески отмечал, навлекло на него раздражение в войсках и послужило поводом к его гибели», – пишет по этому поводу Ю.А. Кулаковский. Но и после смерти Грациана в 383 году аланский конный отряд в составе римской армии уцелел. Не исключено, что эти аланы при императоре Западной Римской империи Стилихоне (395 – 408 г.г.) участвовали в отражении вторжения германских племён в 402 и 405 годах. Аланы служили и в Восточной Римской империи. Согласно Зосиму, император Феодосий I открыл широкий доступ в свою армию варварам из-за Истра. В панегирике в честь императора Феодосия 391 года говорится: «Шёл под командой римских вождей и под римскими знамёнами прежний враг Рима и следовал за значками, против которых прежде стоял, и став сам солдатом, наполнил города Паннонии, которые прежде он разорил вражеским опустошением. Гот, гунн, алан стали в ряды войск, сменялись на часах, боялись оказаться неисправными по службе».

Придворный римский поэт Клавдий Клавдиан (умер в 404 году) дал ценные сведения о происхождении наёмников-аланов: «Спускается сармат, смешавшись с даками, и смелый массагет, который для питья ранит коней с роговыми копытами, и алан, пьющий изрубленную Меотиду». Тот же Клавдиан в "Панегирике на четвёртое консульство Гонория Августа” прямо говорит об аланах, "перешедших к латинским уставам”. Следовательно, в представлении Клавдиана аланы, охотно воспринимавшие римский образ жизни ("латинские уставы”), происходили из районов, прилегающих к Меотиде, что полностью соответствует местоположению аланов-танаитов, живших по берегам Танаиса – Дона, а также в северокавказских степях восточнее Меотиды.

Аланы во главе с Сафраком, участвовавшие в событиях под Адрианополем и Константинополем, поселились в Паннонии на правах федератов, то есть военнообязанных союзников Рима. Другая группа аланских федератов в 380-е годы была размещена в Северной Италии. Римляне разместили большое количество сарматских войск в ключевых стратегических пунктах по всей империи, например, проходы в Альпах охранялись сарматской конницей. Но римляне расселяли этих всадников в качестве летов, выделяя им земельные наделы. Это означало, что значительное число всадников вынуждено было оставить свои мечи и сёдла и, взявшись за плуг, начать возделывать выделенные им земли. В результате в течение одного или двух поколений оседлой жизни многие из этих отборных конных воинов превратились в крестьян, а империя потеряла основной источник пополнения элитных конных подразделений, в которых она тогда больше всего нуждалась.

Объединённые силы готов, гуннов и аланов продолжали опустошать земли империи, пока в 382 году согласно заключённому договору они не осели в римской провинции Мезии на Балканах. Это было первое массовое поселение варваров на территории империи. Но, получив недостаточное количество земли, они не успокаивались. Их взоры были направлены на запад, на саму Италию. Но это была уже иная история, полная кровавых битв.

Постепенно гунны исчезли как народ, хотя их имя ещё долго встречалось в качестве общего наименования кочевников Причерноморья. Племена, ранее входившие в состав Гуннского союза, освободившись от насильственной "дружбы”, взяли под контроль и Западную, и обширную часть Восточной Римской империи, поселившись во Фракии, Иллирии, Далматии, Паннонии, Галлии и на Апеннинском полуострове. А со временем смешались и растворились в местных народах.

* * *

Существуют несколько гипотез происхождения населения Гуннской державы, созданной в результате гуннского военного натиска на Европу:

1.       Центральноазиатского происхождения;

2.       Тюркского происхождения;

3.       Славянского происхождения (по Приску Панийскому);

4.       Казацкого происхождения (по Аммиану Марцеллину).

Нет совершенно никаких оснований не доверять всем изложенным выше гипотезам. А если помнить, что Гуннский союз включал в себя разные племена и народы древности, обитавшие в местах влияния гуннов, представляется наиболее убедительным объяснением полиэтничность этого протогосударства, которое включало в себя совершенно разные группы жителей. Об этом даже не говорят, а трубят все письменные свидетельства того времени. Например, не вызывает сомнений утверждение исторической науки, что наибольшего территориального расширения и мощи гуннский союз племён (в него, кроме булгар, уже входили остготы, герулы, гепиды, скифы, сарматы, а также некоторые другие германские и негерманские племена) достиг при Аттиле. В состав гуннской монархии в середине 5 века входило, помимо собственно гуннских (алтайских) племён, множество других, и в том числе германцев, аланов, славян, угро-финнов и других народов. Историки признают, что гуннский союз племён был полиэтничным. Тот же Прокопий Кессарийский различает "белых гуннов” – эфталитов, – и "чёрных гуннов” (которых приравнивает к массагетам).

Гунны создали огромное государство от Волги до Рейна, включив в себя и те территории, на которых обитали скифы-сарматы и которые считаются родиной позднее появившегося казачества. Любопытно, что Приск не различает гуннов и скифов, используя эти слова как синонимы. Историки полагают это связанным с территорией, занимаемой гуннами, то есть, наименование "скифы” переносится на всех жителей Скифии в географическом смысле. Скифами Приск называет как гуннов, так и готов. Возможная трактовка, если бы при этом он не выделял другие племена, обитавшие на территории Скифии – например, перечисляет племена "сарагуры, уроги и оногуры”, вытесненные савирами, вытесненными аварами, – и с другой стороны не противопоставлял готов и скифов – как например, рассказывая о войне гуннов с готами: «Скифы и готы, вступив в войну и разделившись, с обеих сторон готовились к приглашению союзников». То есть, он иногда называет готов скифами – но гунны и скифы всегда выступают как синонимы, то есть, если идёт "готы и скифы” – то под скифами понимаются именно гунны.

Аммиан Марцеллин, рассказывая о дикости гуннов, никак не может быть свидетелем о неевропейскости гуннов, но зато даёт описание, вполне подходящее для описания предков казачества. Так что, учитывая его фразу, что "аланы во всём подобны гуннам”, можно сказать, что никакого характерного отличия во внешности Аммиан у гуннов не отмечает. Наоборот, по словам Аммиана Марцеллина, аланы во всём похожи на гуннов, кроме одних только нравов и образа жизни. А поскольку у аланов были русоватые волосы, то, следовательно, такие же были и у гуннов!

Двадцатипятилетний период римской истории с 354 по 378 годы представлен Аммианом Марцеллином в мельчайших подробностях. Его рассказ производит большое впечатление: ведь автор был современником описываемых событий и свидетелем некоторых важных эпизодов, поэтому он описывает их чрезвычайно эмоционально. Будучи подданным Римской империи, Аммиан Марцеллин не мог быть, разумеется, бесстрастным повествователем, и его произведение становится горестным стенанием о бедствиях своего народа.

«Племя гуннов… превосходит своей дикостью всякую меру. Члены тела у них мускулистые и крепкие, шеи толстые, они имеют чудовищный и страшный вид, так что их можно принять за двуногих зверей…».

Первая деталь, которую отмечает Аммиан, – отсутствие бороды. Он напрямую связывает это со скопцами. «Этот подвижный и неукротимый народ, воспламенённый дикой жаждой грабежа, двигаясь вперёд среди грабежей и убийств, дошёл до земли аланов».

Аммиан не мог представить себе более вырождающуюся человеческую расу. Однако за циничной насмешкой совершенно ясно проглядывает тот факт, что образ жизни гуннов во многом напоминает образ жизни аланов, сарматов и их прародителей. Но когда дело доходило до приёмов ведения войны, даже Аммиан вынужден был неохотно признать, что они не имели себе равных. Объяснив, что из-за плохо выделанной обуви гунны редко покидают седло и порой даже спят, сидя верхом, он сообщает, что они управляются не царём, но, довольствуясь случайным предводительством кого-нибудь из своих старейшин, сокрушают всё, что попадает на пути.

Иной раз, будучи чем-нибудь обижены, они вступают в битву; в бой они бросаются, построившись клином, и издают при этом грозный завывающий крик. Лёгкие и подвижные, они вдруг специально рассеиваются и, не выстраиваясь в боевую линию, нападают то там, то здесь, производя страшное убийство. Вследствие их чрезвычайной быстроты никогда не приходилось видеть, чтобы они штурмовали укрепление или грабили вражеский лагерь. Сойдясь врукопашную с неприятелем, бьются с беззаветной отвагой мечами и, уклоняясь сами от удара, набрасывают на врага аркан, чтобы лишить его возможности усидеть на коне или уйти пешком.

Единоборства, молниеносные удары конницы, разящие удары мечами в тесной схватке и яростные боевые кличи – это всё знакомые нам темы. Судя по этому описанию, уж очень вид грозных гуннов напоминает вид казаков с их любовью к конной езде, атаке казачьей лавой и устрашающему врага гиканью! Не приазовских ли аланов описывал Аммиан Марцеллин?! Да конечно же их! Местом их обитания Аммиан указывает "к северу от Меотиды”, то есть Дон, Волга.

Так что этнических гуннов вполне можно считать европеоидными (арийскими) потомками и предками казачества в той же самой мере, что и прочие скифо-сармато-аланские племена. Все они являлись неотъемлемой составляющей частью населения полиэтнической Гуннской державы. И уж совсем не вызывает сомнений, что в сформированном гуннском суперэтносе подавляющее большинство принадлежало не пришлому кочевому, а автохтонному местному населению, из чего следует вывод о его западном (скифо-сарматском) фундаменте.

А поскольку в состав Гуннской державы вошли как добровольно согласившиеся служить гуннским вождям сарматы, так и вынужденно, по причине их завоевания и подчинения, то следует признать, что гуннское нашествие практически не внесло ничего нового в этническую картину прежней Сарматии. Как жили на своих территориях сарматы, так они и продолжили здесь же и проживать. По свидетельству Аммиана Марцеллина, "скифы-сарматы-аланы”, многочисленный народ, в 4 – 5 веках продолжал населять огромные просторы Великой Скифии от Дуная до берегов Ганга.

Но нельзя сказать, что гуннское нашествие совсем ничего не изменило в здешней жизни. Его историческое значение состоит в том, что им был положен конец монопольному доминированию западных племён азов на юго-востоке Европы. Они были потеснёны в общественной и политической жизни, и рядом с ними отныне прочно встали более восточные тюрки. Акациры, барсилы, сарагуры, уроги, савиры, авары, утигуры, кутургуры, – вот далеко не полный перечень этих постоянно враждующих за первенство и воюющих между собой восточно-скифских гуннских народов, вторгшихся в пространство прежнего обитания западно-скифских аланов.

Александр Дзиковицкий